Оцените этот текст: Прогноз


---------------------------------------------------------------------
     © Антуан де Сент-Экзюпери
     © Перевод: Андрей Шаров (sharov@postman.ru)
---------------------------------------------------------------------



     Однажды, когда мне было шесть лет от роду, я увидел диковинную картинку
в  книжке  "Правдивые   истории  о  природе",  в  которой  рассказывалось  о
первозданных лесах. На картинке был  удав,  заглатывающий какого-то зверька.
Смотрите, вот копия этой картинки:

     А в книжке говорилось:  "Это -- боа-констриктор; он  заглатывает добычу
целиком, не разжевывая ее, а потом теряет способность двигаться и впадает  в
спячку на шесть месяцев, чтобы переварить пищу".
     Тогда  я впервые  задумался о щедрых на приключения джунглях и, усердно
поработав  цветным карандашом,  сумел  в  конце-концов  сделать свой  первый
рисунок. Мой Рисунок Номер Один. И выглядел он вот так:

     Я показал свой шедевр взрослым и спросил, не  страшно ли им смотреть на
него.
     Но взрослые ответили:
     -- А что такого страшного в какой-то там шляпе?
     Разумеется, нарисовал  я вовсе  не шляпу.  Я  изобразил  удава, который
переваривает слона. Но взрослые никак  не  могли  этого уразуметь, и тогда я
сделал еще один  рисунок: я нарисовал внутренности боа-констриктора, да так,
чтобы  взрослые   уж   наверняка   все  разглядели.   Взрослым  вечно   надо
растолковывать, что к чему.
     Вот каким был мой Рисунок Номер Два:

     На   этот   раз   взрослые    посоветовали    мне   бросить    рисовать
боа-констрикторов -- неважно, изнутри  или снаружи,  -- и  прилежно заняться
изучением географии,  истории,  арифметики и грамматики. Вот почему  в шесть
лет я  отказался от  карьеры живописца, которая, вполне  вероятно,  могла бы
сложиться просто блестяще. После  неудачи  с  Рисунком Номер  Один и полного
провала Рисунка Номер Два я совсем пал духом. Взрослые никогда ни до чего не
доходят своим умом, а дети быстро устают объяснять им то одно, то другое.
     И тогда я избрал себе иное поприще и научился управлять самолетами. Мне
довелось полетать  над всеми  частями света  понемножку, и, должен признать,
география действительно оказалась  очень полезной наукой. Теперь я с первого
взгляда  могу  отличить  Китай от Аризоны.  Весьма ценное  умение, особенно,
когда блукаешь в ночи.
     На своем веку я  повстречал  великое множество серьезных людей. Я долго
жил в  окружении взрослых. Я видел  их  на близком расстоянии, разглядывал в
упор. И от этого мое мнение о них ничуть не улучшилось.
     Всякий раз, встречая  взрослого, который казался мне  хоть мало-мальски
сообразительным,  я  интереса ради  показывал  ему свой  Рисунок Номер Один,
который  сохранил  и  всегда  носил  при  себе. Так я  надеялся  определить,
способен ли  этот человек  понять  суть вещей.  Но он,  или она,  непременно
говорили: "Да  ведь это шляпа". И после этого я уже никогда не заговаривал с
ними о боа-констрикторах, первозданных лесах или звездах; я просто опускался
до их  уровня и  вел беседы о бридже,  гольфе, политике и галстуках.  И  эти
взрослые  всегда  бывали  очень  довольны  тем,  что  познакомились с  таким
здравомыслящим человеком.




     Так  я и жил сам  по себе,  и не было у меня стоящего собеседника, пока
шесть  лет  назад  не пришлось  мне  совершить вынужденную посадку в пустыне
Сахара. Что-то там сломалось в  двигателе. А  поскольку со  мной  не было ни
механика, ни пассажиров, я решил собственными силами устранить эту серьезную
неполадку. Ведь речь  шла о жизни и смерти: моего запаса питьевой  воды едва
хватило бы на неделю.
     Итак, я впервые улегся спать на песке, в тысяче миль от людского жилья.
Моряк, переживший кораблекрушение и затерянный на плоту посреди океана, -- и
тот не был  бы  так одинок,  поэтому вы представляете  себе, как я удивился,
когда на рассвете меня вдруг разбудил причудливый тоненький голосок, который
произнес:
     -- Пожалуйста, нарисуй мне овечку!
     -- Что?! -- встрепенувшись, переспросил я.
     -- Нарисуй мне овечку!
     Я вскочил, опешив, будто от удара грома, захлопал глазами и внимательно
оглядел все вокруг. Тут-то я  и  увидел какого-то необыкновенного крошечного
человечка, который стоял неподалеку и с величайшей серьезностью рассматривал
меня. Вот, если угодно, его портрет, лучший из всех, какие мне потом удалось
нарисовать. Разумеется,  созданный мною образ  далеко не так обаятелен,  как
оригинал, но в этом нет  моей вины: ведь,  когда мне было шесть лет от роду,
взрослые  отбили у меня  охоту  заниматься живописью, и  я так и не научился
рисовать. Разве что боа-констрикторов снаружи и боа-констрикторов изнутри.
     Но тогда я лишь таращился на это невесть откуда взявшееся привидение, и
глаза мои так и лезли на лоб от изумления. Не забывайте: я потерпел аварию в
пустыне,  в  тысяче миль  от  населенных людьми  мест.  И тем не менее,  мой
маленький  человечек  вовсе  не  казался  заблудившимся в песках,  совсем не
валился с ног от голода, жажды и  усталости и уж тем паче не падал в обморок
от страха.  Он ничем не напоминал ребенка, потерявшегося в пустыне за тысячу
миль от человеческого жилья.
     Наконец я вновь обрел дар речи и спросил:
     -- Но... что ты тут делаешь?
     В ответ он  лишь повторил, медленно и  настырно, словно речь шла о деле
чрезвычайной важности:
     -- Пожалуйста, нарисуй мне овечку.
     Перед  лицом  непостижимой тайны  человеку трудно  набраться смелости и
отказать в просьбе. Я был в тысяче миль  от  ближайшего  жилья,  мне грозила
гибель,  и тем не менее, сознавая, насколько это нелепо, я все же достал  из
кармана лист бумаги и свое вечное перо. Но тотчас  вспомнил, что учился-то я
все  больше  географии,  истории,  арифметике  и  грамматике,  и   с  легким
раздражением заявил  этому мальчонке,  что  не  умею  рисовать.  На  что  он
ответил:
     -- Это пустяки. Нарисуй мне овечку.
     Но мне  никогда  еще не приходилось рисовать овечек. Поэтому я набросал
для мальчишки одну из тех картинок,  которые  прежде так  часто рисовал  для
других:  боа-констриктора  снаружи. И  был очень  удивлен,  когда  мальчуган
недовольно воскликнул:
     --  Нет,  нет, я не хочу  слона в удаве.  Это боа-констриктор, он очень
опасный. А слон  слишком  громоздкий. Там, где я живу,  все такое маленькое.
Мне нужна овечка. Нарисуй овечку.
     Что ж, я сделал еще один рисунок.
     Мальчик внимательно посмотрел на него и сказал:
     -- Нет. Эта овечка совсем хилая. Нарисуй другую.
     Делать нечего, нарисовал.
     Мой приятель наградил меня доброй снисходительной улыбкой и молвил:
     -- Ты и сам видишь, что это не овечка, а баран. У него рога.
     В общем, пришлось рисовать заново.
     Но и эта моя работа была отвергнута, как все предыдущие.
     -- Она слишком старая. Мне нужна овечка, которая сможет прожить долго.
     Тут уж мое  терпение истощилось:  ведь мне надо было поскорее разобрать
мотор. И тогда я набросал такой рисунок:

     И сопроводил его пояснением:
     -- Тут виден только ящик. А твоя овечка сидит внутри.
     Я изумился, заметив, как просветлело личико моего юного судьи.
     -- Все в точности так, как я хотел! Как ты думаешь, много ли травы надо
этой овечке?
     -- Почему ты спрашиваешь?
     -- Потому что там, где я живу, все очень маленькое.
     -- Травы ей наверняка хватит, -- ответил я. -- Ведь я  даю тебе  совсем
крошечного ягненка.
     Мальчуган склонил голову и принялся изучать рисунок.
     -- Не такой уж он и крошечный... Смотри! Он уснул...
     Вот так я и познакомился с маленьким принцем.


     Нескоро я узнал, откуда он пожаловал. Этот маленький почемучка, похоже,
даже  не слышал  тех  вопросов,  которые  задавал ему  я.  И лишь  благодаря
ненароком оброненным словам мне мало-помалу открылось все.
     Когда,  к примеру, он впервые увидел мой  самолет (я не  буду  рисовать
самолет, это слишком сложно), то спросил:
     -- Что это за штуковина?
     -- Это не  штуковина,  -- ответил  я.  --  Это  самолет. Он  летает  по
воздуху. И он мой.
     И я не  без  гордости  сообщил  ему,  что умею  летать.  Узнав об этом,
мальчонка вскричал:
     -- Что? Так ты свалился с неба?
     -- Да, -- скромно отвечал я.
     -- Ого! Как забавно!
     И маленький принц звонко, весело рассмеялся, чем изрядно разозлил меня.
Не люблю, когда потешаются над моими бедами.
     Затем он добавил:
     -- Значит, ты тоже с неба! А с какой планеты?
     В этот миг  я впервые заметил  тусклый  проблеск  света в непроницаемой
пелене тайны, окутывавшей его появление здесь. И спросил напрямик:
     -- Ты что, с другой планеты?
     Он не ответил, а продолжал разглядывать мой самолет, медленно покачивая
головой.
     -- Вообще-то на этой штуковине ты не мог прилететь издалека...
     И  он  погрузился  в  долгое  раздумье.  А  потом,  достав  из  кармана
намалеванную  мною  "овечку",  углубился  в   изучение  своего  драгоценного
достояния.

     Можете  представить  себе, как  это  полупризнание о  "других планетах"
возбудило  мое  любопытство.  Поэтому  я  не  пожалел  сил, чтобы  разузнать
побольше.
     -- Откуда ты  родом, малыш? Что значит это твое "там, где я живу"? Куда
ты хочешь увезти свою овечку?
     Он помолчал в задумчивости и молвил:
     -- Этот твой ящик  тем хорош, что  по  ночам овечка сможет  прятаться в
нем, как в домике.
     --  Совершенно верно.  А  если  ты  будешь молодцом, я дам  тебе еще  и
бечевку, чтобы привязывать овечку днем. И колышек тоже дам.
     Но это предложение, похоже, обескуражило маленького принца.
     -- Привязывать? Что за глупая мысль?
     --  Ну, а  как  же?  Надо  привязать, иначе она забредет  куда-нибудь и
потеряется, -- сказал я.
     Мой приятель снова залился звонким смехом.
     -- Куда же она, по-твоему, забредет?
     -- Да куда угодно. Пойдет, куда глаза глядят.
     Помолчав, маленький принц очень серьезно ответил:
     -- Это не имеет значения. Там, где я живу, все такое маленькое!
     И, как мне показалось, с легкой грустью добавил:
     -- Если идти, куда глаза глядят, не очень-то далеко и забредешь.


     Так я выяснил еще  одно чрезвычайно важное обстоятельство:  планета,  с
которой  прибыл   маленький  принц,   была   разве   что   чуть-чуть  больше
обыкновенного дома!
     По правде сказать, я не очень удивился.  Мне было  прекрасно  известно,
что, помимо больших планет, таких, как Земля, Юпитер, Марс и Венера, которым
мы дали  имена,  существуют еще и сотни других, и некоторые из них настолько
малы, что их не так-то просто разглядеть в телескоп.  Открыв такую  планету,
астроном дает ей не имя, а просто номер. Например, "астероид 325".
     У  меня есть  веские основания полагать, что планета,  с которой прибыл
маленький  принц, называется "астероид Б-612". Этот астероид  был  замечен в
телескоп лишь  однажды  --  турецким  астрономом в  1909  году. Сделав  свое
открытие,   астроном    высокопарно   объявил   о   нем   на   международном
астрономическом конгрессе, но, поскольку ученый  был  одет на  турецкий лад,
никто не захотел ему верить.
     Такие уж они люди -- эти взрослые...
     Но, к счастью для  вящей славы  астероида Б-612, один турецкий диктатор
издал  указ,  по  которому  его  подданные под  страхом  смерти  должны были
облачиться в европейские  одежды.  И  в  1920  году  астроном повторил  свое
сообщение, уже  в роскошном  и  вальяжном костюме.  На  сей  раз  его доклад
получил всеобщее признание.
     Если я  и поведал вам все эти  подробности касательно астероида, и даже
сообщил  его номер, то исключительно из-за взрослых с их замашками. Взрослые
любят всякую  цифирь. Если  вы  говорите  им, что  завели нового  друга, они
никогда не спрашивают о том, что  действительно  важно:  какой у него голос,
какие игры он считает самыми  увлекательными, собирает ли он бабочек. Вместо
этого  они вопрошают:  сколько ему лет,  сколько у  него братьев, сколько он
весит и сколько зарабатывает  его отец. Они думают,  что только из этих цифр
можно что-то узнать о человеке.
     А  если  вы  скажете взрослым:  "Я  видел  красивый  домик  из розового
кирпича,  с геранью  на  подоконниках и голубями  на крыше", они  так  и  не
поймут, что это был  за домик. Вам придется  сказать: "Я видел  дом, который
стоит сто  тысяч франков". Вот тогда  взрослые воскликнут: "О, какой славный
домик!"
     Точно  так  же вы  можете  сказать  им:  "Доказательства  существования
маленького принца -- его обаяние, его смех и то,  что ему была нужна овечка.
Если кто-то хочет овечку, значит, этот кто-то существует". Но что  проку так
говорить? Взрослые  только передернут  плечами и  отмахнутся  от вас, как от
малого дитяти.  А вот  если  вы  скажете:  "Планета, с которой он  прилетел,
называется астероид Б-612", --  то сразу убедите взрослых, и они  не  станут
донимать вас расспросами.
     Такие  уж они. И не надо вменять это им в вину. Детям всегда приходится
выказывать великое долготерпение, общаясь со взрослыми.
     Но  для нас, знающих толк в жизни, цифры, разумеется, ничего не значат.
Наверное,  мне  следовало  бы начать  мое повествование так, как  начинаются
сказки.  Я должен был бы сказать: "Давным-давно жил-был маленький принц. Жил
он на планете,  которая была  лишь чуть  больше, чем он сам,  и ему хотелось
иметь друга..."
     В этом  случае моя  история показалась  бы более  правдивой  тем людям,
которые понимают толк в жизни.
     Дело  в том,  что  я  не хочу, чтобы мою  книгу  читали поверхностно. Я
изрядно  настрадался,  записывая свои воспоминания. Шесть лет минуло  с  тех
пор, как  мой друг покинул  меня, унося с собой  овечку. И,  если я  пытаюсь
поведать о нем, то лишь затем, чтобы  уж наверняка  не забыть  его. Забывать
друзей -- это так грустно. Не у всякого человека вообще есть, или был, друг.
Забыв маленького  принца,  я  могу стать таким же, как взрослые, которые уже
давно не интересуются ничем, кроме цифр.
     С той же целью я приобрел коробку красок  и несколько карандашей. В мои
годы не так-то просто заново учиться искусству рисовальщика: ведь с тех пор,
как в шесть лет от  роду я нарисовал боа-констриктора изнутри и снаружи, мне
больше ни разу  не доводилось заниматься живописью. Разумеется, я постараюсь
по возможности сделать мой портрет похожим на оригинал, но совсем не уверен,
что мне это удастся. Один  рисунок получается  неплохо, зато другой не имеет
ни малейшего сходства с натурой. К  тому  же, я делаю ошибки и никак не могу
правильно передать  рост маленького принца: то он у меня слишком долговязый,
то  совсем коротышка. Да  и насчет цвета его костюма у  меня  есть кое-какие
сомнения. Вот я и малюю, как могу, с  переменным успехом. Но в общем и целом
получается где-то на тройку с плюсом. Надеюсь, что так.
     Возможно, я допущу  ошибки  и в изображении каких-то важных деталей, но
тут уж я не виноват. Мой друг никогда не давал никаких объяснений. Возможно,
он думал, что мы  с ним одинаковые, но, увы, я не умею  рассматривать овечек
сквозь стенки ящиков. Может  быть, я уже немножко повзрослел. Постарел,  сам
того не желая.


     С каждым днем из наших разговоров я все больше узнавал о его планете, о
том,  как  он покинул  ее  и как  путешествовал. Сведения пополнялись  очень
медленно и  лишь благодаря случайным обмолвкам маленького принца. Именно так
и узнал я на третий день о беде, в которой были повинны баобабы.
     И  снова мне  следовало  бы  поблагодарить  за  это овечку.  Потому что
маленький принц резко, словно охваченный серьезным сомнением, спросил меня:
     -- А это правда, что овечки едят кустики?
     -- Да, правда.
     -- Вот здорово!
     Я так и  не понял, почему это столь важно -- чтобы овечки ели  кустики.
Но тут маленький принц добавил:
     -- Значит, они едят и баобабы?
     Я не преминул  сообщить  маленькому принцу, что  баобабы  --  далеко не
кустики,  а совсем даже  наоборот -- громадные деревья,  почти как замки. И,
даже если он увезет с собой целое стадо слонов, это стадо не сможет съесть и
один баобаб.
     Представив себе стадо слонов, маленький принц рассмеялся.
     -- Придется ставить их одного на другого, -- сказал он.
     Но потом сделал весьма мудрое замечание:
     -- А ведь баобабы тоже бывают маленькими, пока не станут большими.
     -- Совершенно верно, --  согласился  я. -- Но  почему  ты хочешь, чтобы
овечка кормилась маленькими баобабами?
     -- Ха! -- тотчас воскликнул он, словно речь шла о чем-то самоочевидном.
И  мне  пришлось  немало  поломать голову, чтобы  разгадать  это  тайну  без
посторонней помощи.
     Дело в  том,  что,  как  я  выяснил,  на планете  маленького принца  --
впрочем, как и на  любой другой планете  -- есть  хорошие и плохие растения.
Хорошие  растения дают полезные  семена, а от  плохих происходят сорные.  Но
семена  невидимы, ведь они дремлют в темной толще земли,  пока одному из них
вдруг  не  приспичит  пробудиться.  И  тогда маленькое  семечко просыпается,
потягивается и начинает (на первых  порах с опаской)  подталкивать  вверх, к
солнцу, красивый  безобидный росток.  И  если  это -- всего лишь редиска или
какой-нибудь розовый куст, то пусть себе растет, пока  не вырастет. Но когда
появляется  сорняк, его  надо  вырвать  с  корнем  как  можно  быстрее, едва
распознаешь, что это за растеньице.
     А  на родной планете  маленького  принца  есть ужасные  семена.  Это --
семена  баобаба.  Почва планеты буквально кишела ими. А баобаб -- это  такая
штука,  от которой  надо избавляться при  первой  возможности,  иначе  будет
слишком поздно. Они заполонят всю планету, пробуравят ее своими корневищами.
И,  если планета слишком маленькая, а  баобабов слишком много, они  в  конце
концов разорвут ее на кусочки.
     -- Поэтому я держусь правила, -- объяснил мне потом маленький принц. --
По утрам, как только  приведешь  себя  в порядок, наведи порядок  и на своей
планете, да  постарайся  на совесть.  Так-то вот. Надо непременно вырывать с
корнем  все баобабы  -- в  тот самый миг, когда  их  уже  можно  отличить от
розовых кустов, на которые они так похожи, пока еще совсем маленькие. Работа
очень скучная, -- добавил маленький принц. -- Зато немудреная.
     А однажды он заявил мне:
     --  Ты  должен сделать  красивый  рисунок, чтобы дети  в  твоей  стране
увидели все в точности, как есть. Это им очень пригодится, если когда-нибудь
они отправятся  в путешествие. --  И добавил: -- Иногда не  вредно  отложить
какое-нибудь дело  на  потом, но  если запустить баобабы,  быть беде. Я знаю
одну  планету, на  которой  жил лодырь.  Как-то раз он махнул  рукой  на три
маленьких кустика...
     Итак,  руководствуясь  указаниями маленького  принца, я сделал  рисунок
этой планеты.  Я  не ахти какой большой любитель читать нотации. Но мы очень
плохо   понимаем,  насколько  опасны  могут  быть  баобабы  и  какому  риску
подвергается  человек, заблудившийся на астероиде, вот почему на  сей раз  я
отказываюсь   от  своей  привычной  сдержанности  и   прямо   говорю:  дети,
остерегайтесь баобабов!
     Ни я,  ни  мои  друзья  даже  не  знали,  что  нам  уже давно  угрожает
опасность. Именно  ради них  корпел я над этим рисунком, и  достигнутая мной
наглядность стоит затраченного труда.
     Возможно,  вы  спросите:  а  почему в книге больше нет таких чудесных и
выразительных рисунков, как этот, на котором баобабы?
     Ответ прост. Я старался. Только другие рисунки  мне не  удались. Потому
что,  рисуя  баобабы,  я  черпал   вдохновение   в   сознании  настоятельной
необходимости этой работы.



     Мой маленький  принц! Толика за толикой постигал я тайны твоей короткой
и грустной  жизни... Долгое время твоим единственным развлечением было тихое
созерцание заката.  Я  узнал об этом утром четвертого дня, когда  ты  сказал
мне:
     -- Я очень люблю закат. Пойдем, полюбуемся им вместе.
     -- Но надо подождать, -- ответил я.
     -- Подождать? Чего?
     -- Заката. Сейчас еще не время.
     Сперва ты, кажется,  очень удивился. А потом усмехнулся себе под нос  и
сказал:
     -- Мне все время чудится, что я дома.
     Оно и верно: когда в Соединенных Штатах полдень, во  Франции солнце уже
садится.  Если бы можно было за одну минуту перенстись во Францию, то вместо
солнца в зените  вы тотчас увидели  бы закат. К  несчастью,  Франция слишком
далеко. Но  у  тебя  на планете,  мой маленький принц, только и надо что  на
несколько  шагов  перенести  кресло. Ты можешь  любоваться  угасанием  дня и
наступлением нежных сумерек, когда пожелаешь.
     --  Однажды, --  сказал ты мне, -- у меня выдался  день, когда  я видел
закат солнца сорок четыре раза!
     А чуть погодя ты добавил:
     -- Знаешь, хорошо полюбоваться закатом, когда на душе печаль...
     -- Значит, в тот день тебе было грустно? -- спросил я.  -- Ну, когда ты
видел сорок четыре заката?
     Но маленький принц не ответил мне.


     На пятый  день (как всегда, благодаря овечке) мне открылась тайна жизни
маленького принца. Внезапно, безо всякой видимой  причины, будто  вопрос был
порожден долгими безмолвными раздумьями, маленький принц осведомился:
     -- А овечка... если она ест кустики, стало быть, ест и цветы, да?
     -- Овечка поедает все, до чего может добраться, -- ответил я.
     -- Даже цветы, у которых есть шипы?
     -- Даже цветы, у которых есть шипы.
     -- Какая же тогда польза от этих шипов?
     Сие было мне неведомо.  Я как раз возился с мотором, стараясь отвернуть
болт, который заело, и был очень встревожен, поскольку уже понял, что в моем
самолете  случилась чрезвычайно серьезная поломка. А питьевой воды  осталось
так мало, что я начинал опасаться самого худшего.
     -- Шипы, -- напомнил мне маленький принц, -- Какая от них польза?
     Задав какой-нибудь вопрос,  он никогда не успокаивался, пока не получал
ответа.  Ну, а я злился из-за болта, поэтому и  брякнул первое, что пришло в
голову:
     -- Никакой. Цветы выпускают шипы просто от злости!
     -- Вот оно что!
     На миг  воцарилось молчание.  Потом  маленький принц  с легкой  досадой
ответил:
     --  Не верю я тебе!  Цветы --  нежные  и  доверчивые, вот  и  стараются
подбодрить себя, как могут. Они уверены, что их шипы -- страшное оружие.
     Я ничего ему не сказал, поскольку в  то  мгновение мысленно обращался с
речью к самому себе: "Если этот болт не отвернется, выбью его молотком".
     Но маленький принц снова нарушил ход моих рассуждений.
     -- Ты и впрямь думаешь, что цветы...
     --  Нет!  -- гаркнул я. -- Нет, нет, нет! Ничего  я не думаю! Я  сказал
тебе первое, что  взбрело на  ум.  Разве ты не видишь,  что  я  очень  занят
серьезным делом?
     Он так опешил, что вытаращил на меня глаза.
     -- Серьезным делом?
     Маленький принц оглядел молоток у меня в руке, мои заляпанные  моторным
маслом пальцы,  мою  фигуру,  склонившуюся над  предметом,  который,  по его
понятиям, был просто безобразным.
     -- Ты говоришь совсем как взрослые!
     Я почувствовал легкий стыд. Но маленький принц безжалостно продолжал:
     -- Ты все путаешь... Все валишь в одну кучу...
     Он  и впрямь  не на шутку рассердился.  Даже  тряхнул головой,  и ветер
взъерошил его золотистые кудряшки.
     -- Я знаю планету, на которой живет один краснолицый  господин.  Он  ни
разу  не  нюхал цветов, ни  разу не  смотрел на звезды  и никогда никого  не
любил.  Всю жизнь  он только и делал,  что складывал числа,  и целыми  днями
твердил то  же, что и ты:  "Я занят  серьезным делом!" Да еще  и пыжился при
этом. Только вот не человек он вовсе. Он -- гриб.
     -- Что?
     -- Гриб!
     Маленький принц аж побелел от злости.
     -- Цветы выпускают шипы миллионы  лет. И овцы миллионы лет как ни в чем
не бывало  поедают  их.  И разве  не важно попытаться  понять,  зачем  цветы
трудятся и отращивают шипы, от которых им нет никакого проку? Разве не важно
разобраться  в  этой  войне  цветов  с  овцами?  Неужто  это не  важнее, чем
арифметические выкладки того толстого краснощекого господина? А если я  знаю
-- я, лично -- такой цветок, который  растет только на моей планете, если он
-- единственный на всем белом свете, а маленькая овечка вдруг однажды поутру
слопает его, даже не понимая, что она делает? Думаешь, это не важно?
     Бледность сменилась густым румянцем, и маленький принц продолжал:
     --  Если   человек  любит  цветок,  один-единственный   среди  миллиона
миллионов звезд, с него довольно и этого. Он  смотрит на звезды и  чувствует
себя  счастливым. Ведь  он  всегда  может сказать себе:  "Где-то там --  мой
цветок..." Но, если овечка съест этот цветок,  все звезды разом померкнут...
Полагаешь, это не важно?
     Он не смог больше ничего сказать: слова потонули в рыданиях.
     На землю опустилась  ночь, и  я бросил  свои  инструменты.  И  болт,  и
молоток, и жажда,  и  смерть  -- все это было  теперь  неважно. В  солнечной
системе, на планете Земля,  на  моей планете, рыдал маленький принц, который
так  нуждался  в   утешении.  Я  взял  его  на  руки  и   принялся  баюкать,
приговаривая:
     --  Твоему  любимому  цветку не угрожает  никакая опасность. Я  нарисую
твоей овечке намордник. Нарисую ограду вокруг твоего цветка. Я нари...
     Я  не  знал,  что  еще  ему  сказать.  Я  чувствовал  себя  неловким  и
нескладным. Я не знал, как  мне достучаться до его души, как снова взять его
за руку и пойти рядом.
     Она такая таинственная, эта страна слез.


     Вскоре  я узнал об  этом цветке гораздо больше.  На  планете маленького
принца  цветы всегда были невзрачные, с одним рядом лепестков;  они почти не
занимали места и никому не мешали. Утром они вдруг раскрывались в траве, а к
вечеру  тихо  жухли  и опадали.  Но однажды из  неведомо откуда  занесенного
ветром семени вырос совсем другой цветок, и маленький принц  очень бдительно
наблюдал  за  этим  крошечным ростком,  не  похожим на все  другие крошечные
ростки  на   его  планете.   Ведь  это  мог  быть   баобаб  какой-то   новой
разновидности, понимаете?
     Но вскоре  стебелек перестал тянуться вверх и  приготовился к цветению.
Маленький принц, который присутствовал при появлении крупного бутона,  сразу
же  почувствовал:  сейчас  из  него исторгнется  нечто чудесное,  дивное. Но
цветок все  никак  не  покидал  свое  зеленое  жилище.  Все  прихорашивался,
спрятавшись от глаз,  с великим тщанием подбирая краски, прилаживая  один за
другим лепестки.  Ему не  хотелось выходить  в  свет помятым и растрепанным,
будто какой-нибудь полевой мак,  а  хотелось предстать миру во всей красе. О
да,  это   было   кокетливое  создание!   Шли  дни,  а  цветок   по-прежнему
прихорашивался в тайне от всех.
     И вдруг на утренней заре явился взорам!
     И после всех этих кропотливых приготовлений цветок зевнул и сказал:
     --  Ой,  я  еще толком  не проснулся. Вы уж  не обессудьте, я не  успел
привести в порядок лепестки.
     Но маленький принц не смог сдержать восторга.
     -- О, как вы прекрасны!
     --  Правда? -- мелодично отозвался цветок. -- И ведь я родился вместе с
солнцем...
     Маленькому принцу не составило труда догадаться, что от скромности этот
цветок не зачахнет. Но как он был трогателен, как восхитителен!
     --  По-моему, пора  завтракать, -- добавил цветок мгновение  спустя. --
Если вы будете так любезны позаботиться о моих нуждах...
     Вконец смутившись, маленький принц отправился на поиски лейки со свежей
водой и полил цветок.
     А тот не мешкая принялся изводить его своими прихотями, и удовлетворить
их, по правде сказать, было не так-то просто. Однажды,  к примеру, рассуждая
о шипах, которых у него было четыре, цветок заявил маленькому принцу:
     -- Пусть приходят тигры, мне не страшны их когти!
     -- На моей планете нет  тигров, -- возразил маленький принц. -- К  тому
же, тигры не травоядные.
     -- А я -- восе не трава, -- беззаботно пропел цветок.
     -- О, прошу прощения...
     -- И  я  совсем  не боюсь тигров, --  продолжал цветок. -- Зато  ужасно
боюсь сквозняков. Надо полагать, у вас не найдется для меня ширмы?
     -- Растение,  которое ужасно боится  сквозняков,  --  сказал  маленький
принц.  -- Тяжелый  случай, -- заметил  он и  добавил  про себя:  -- У этого
существа весьма сложный характер.
     -- Я хочу, чтобы  по вечерам  вы  накрывали меня стеклянным колпаком. У
вас тут очень холодно. Там, откуда я родом...
     Тут  он  умолк. Ведь, когда  его занесло на  эту планету,  он  еще  был
семечком  и  не  мог ничего знать  о других мирах. Еще  чуть-чуть,  и цветок
позволил  бы  уличить  себя  в неумелой  лжи. Он тихонько откашлялся,  давая
понять, что обиделся на маленького принца.
     -- Ну, и где же ширма?
     -- Я как раз собирался поискать ее, но тут вы заговорили со мной...
     Цветок  снова кашлянул, чуть громче, дабы маленький принц  почувствовал
угрызения совести.

     Но вскоре маленького принца, полюбившего цветок  и желавшего ему только
добра,  охватили  сомнения.  Он  слишком  серьезно  воспринимал  не  имевшие
никакого значения слова и чувствовал себя очень несчастным.
     --  Не надо  мне  было слушать  его,  -- признался он  мне однажды.  --
Человек  вообще  не должен  прислушиваться  к  цветам.  На  них надо  просто
смотреть  и  вдыхать их  благоухание.  Мой цветок  всю  мою  планету  сделал
душистой, но  я так  и не  научился наслаждаться  его великолепием.  Эти его
рассуждения о когтях, они  не на  шутку раздражали меня, вместо того,  чтобы
наполнять мое сердце нежностью и состраданием.
     И он доверительно продолжал:
     --  Дело в  том,  что  я еще не  постиг науку  понимания. Мне следовало
судить  по делам, а не по словам.  Ведь цветок окутал  меня сиянием, подарил
мне  свое  благоухание. Я не должен  был бежать от него...  Мне следовало бы
догадаться,  какая нежность скрыта  за этими маленькими хитростями и жалкими
уловками. Цветы так изменчивы! Но  я  был слишком молод  и не знал, как надо
любить...


     Насколько я  понял,  маленький принц решил бежать со  своей планеты при
помощи  стаи  перелетных птиц. Утром  в  день  побега  он навел  на  планете
безупречный порядок. Старательно вычистил все действующие вулканы. Их у него
было  два. На  действующем вулкане очень  удобно разогревать завтрак.  Был у
маленького принца и вулкан, который уже потух. Но маленький принц, по своему
обыкновению,  сказал:  "Как знать, всяко  может быть" -- и вычистил потухший
вулкан тоже. Если вулканы хорошо  прочистить, они горят спокойно и  ровно, и
никаких  тебе  извержений. Потому что извержение вулкана  -- это как пламя в
дымоходе.
     Мы,  земляне, ясное  дело, слишком маленькие, чтобы прочищать  вулканы.
Вот почему они причиняют нам столько неприятностей.
     Маленький  принц с  легкой  грустью вырвал последние  ростки  баобабов.
Тогда он был уверен, что не захочет вернуться домой. Но в последнее утро вся
эта привычная возня  вдруг  приобрела для него особую важность. А когда он в
последний  раз  полил цветок и приготовился заботливо укрыть  его стеклянным
колпаком, то внезапно понял, что вот-вот расплачется.
     -- Прощайте, -- сказал он цветку.
     Но тот не ответил.
     -- Прощайте, -- повторил маленький принц.
     Цветок кашлянул. Но вовсе не потому, что простудился.
     -- Я вел себя глупо, -- сказал он,  наконец. -- И прошу у вас прощения.
Попытайтесь найти свое счастье...
     Маленький принц  ждал  упреков и удивился, когда их  не последовало. Он
растерялся и застыл  со стеклянным колпаком в руках, потому что не  понимал,
откуда вдруг эта тихая нежность.
     --  Конечно, я  люблю вас, -- продолжал цветок. -- И сам  виноват: надо
было сказать вам об этом в  самом начале.  Впрочем, это неважно. Но вы... вы
были таким  же глупеньким, как я. Попытайтесь стать счастливым... И оставьте
этот стеклянный шар, он мне больше не нужен.
     -- Но ветер...
     -- Пустяки, не очень-то  я и простужен... Ночная прохлада пойдет мне на
пользу. Я же цветок.
     -- Но животные...
     --  Если  я  хочу  познакомиться  с  бабочками,  придется  смириться  с
присутствием  двух-трех гусениц. По-моему,  бабочки такие  красивые.  А кто,
кроме  бабочек -- и  гусениц, -- придет ко мне?  Вы будете  далеко...  Ну, а
больших зверей я не очень-то и боюсь. У меня есть мои коготки.
     И  цветок  простодушно  выставил  напоказ  свои  четыре шипа.  А  потом
добавил:
     -- Не мешкайте. Раз вы решили уехать, уезжайте сей же час!
     Цветок  не хотел, чтобы маленький принц видел его  слезы. Это был очень
гордый цветок...


     Оказалось, что маленький принц жил по соседству с астероидами 325, 326,
327,  328, 329  и  330. Поэтому  для  начала  он посетил их, дабы  пополнить
копилку своих знаний.
     На первом из этих астероидов жил король. Облаченный,  согласно рангу, в
пурпур и  горностай,  он восседал  на простеньком троне, но,  тем не  менее,
выглядел очень величественно.
     --   О,  вот   и   подданный!   --  воскликнул  король,   когда  увидел
приближавшегося к нему маленького принца.
     И  маленький принц  спросил себя:  "Как же он  меня узнал, если никогда
прежде не видал?"
     Он  не ведал,  что короли очень просто смотрят на мир: для них все люди
-- подданные.
     --  Подойди,  дабы  мне  было   лучше  видно  тебя,  --  велел  король,
преисполненный  гордости  при мысли о  том,  что теперь он и впрямь стал для
кого-то королем.
     Маленький принц посмотрел по сторонам,  не найдется ли какого  сиденья,
но великолепная горностаевая мантия короля  крупными складками покрывала всю
планету. Поэтому принцу пришлось стоять. Он был утомлен и зевнул.
     -- По этикету, зевать  в  присутствии  короля возбраняется, --  объявил
монарх. -- Я запрещаю тебе зевать.
     -- Я  ничего не могу с  собой поделать. Я не нарочно, -- ответил вконец
смущенный маленький принц. -- Я долго был в дороге и совсем не спал.
     --  Вот как? --  молвил король.  -- В  таком  случае я  повелеваю  тебе
зевать. Я  уже много лет  не видел  зевающих людей. Зевок -- весьма занятное
зрелище. Ну же! Зевни еще раз! Это приказ.
     --  Но  мне  страшно... я  больше не  могу... -- пробормотал  маленький
принц, вконец сбитый с толку.
     -- Хм! -- ответил король. -- Хм! Что ж, тогда повелеваю тебе то зевать,
то...
     У короля немного заплетался язык, и это рассердило его.
     Ибо  прежде всего  он  требовал  уважения  к своей  особе и  не  терпел
неповиновения.  Ведь он был  самодержцем. Но, помимо  этого, он был  славным
малым, а посему и приказания отдавал разумные.
     "Если бы я, к примеру,  велел генералу обернуться  какой-нибудь морской
птицей, -- говорил он, -- а генерал  не подчинился мне, то  вины генерала  в
этом не было бы. Виноват был бы я сам".
     -- Можно мне сесть? -- робко осведомился, наконец, маленький принц.
     -- Я повелеваю тебе сесть,  --  отвечал король,  величаво подбирая полу
своей складчатой горностаевой мантии.
     Но  принцу не давал покоя один вопрос... Планета  совсем крошечная. Чем
же тут правит этот король?
     -- Ваше  величество,  --  сказал  он,  -- нижайше прошу  прощения, но я
вынужден задать вам вопрос...
     -- Я повелеваю тебе задать мне вопрос! -- поспешно заверил его король.
     -- Ваше величество, над чем вы царствуете?
     -- Надо всем, -- с величественной простотой ответил король.
     -- Надо всем?
     Король  взмахнул  рукой,  обводя жестом  свою планету, а  также  другие
планеты, да впридачу еще и звезды.
     -- Надо всем этим? -- спросил маленький принц.
     -- Надо всем этим, -- ответил король.
     Ибо власть его была не только самодержавной, но и беспредельной.
     -- И звезды повинуются вам?
     --  Разумеется,  повинуются,  --  отвечал король.  -- Мгновенно.  Я  не
допускаю непослушания.
     Такое  могущество  показалось  маленькому принцу  достойным восхищения.
Будь  он сам таким же  полновластным  правителем, мог бы любоваться  закатом
солнца не сорок  четыре, а семьдесят два,  или сто, или  даже двести раз  на
дню,  и ему даже  не пришлось бы передвигать кресло. А поскольку  он немного
загрустил, вспомнив свою крошечную покинутую планету, то набрался  храбрости
и обратился к королю с просьбой:
     -- Мне хотелось бы полюбоваться закатом... Окажите мне милость,  велите
солнцу зайти...
     --  Если  бы я  приказал генералу порхать  с  цветка на  цветок подобно
бабочке, или написать трагическую пьесу,  или превратиться в птицу,  парящую
над морем, а генерал не исполнил  полученный приказ, кто из нас двоих был бы
повинен в этом? -- сердито спросил король. -- Генерал или я сам?
     -- Вы, -- твердо ответил принц.
     --   Вот  именно.  Со  всякого  надо  спрашивать  лишь  сообразно   его
способностям,  --  рассудил  король  и продолжал:  --  Признанием пользуется
только  та  власть, которая опирается прежде всего прочего на  благоразумие.
Если приказать своим подданным утопиться в море, они  поднимут восстание.  Я
имею право требовать повиновения лишь потому, что мои повеления разумны.
     -- Как же тогда быть с  моим закатом? -- напомнил ему  маленький принц,
который никогда не забывал своих вопросов.
     --  Получишь  ты  свой  закат. Я  велю  это устроить.  Но,  как  мудрый
правитель, сперва дождусь благоприятных условий.
     -- И когда же они будут? -- осведомился маленький принц.
     -- Хм! -- отвечал король. -- Хм!
     Помолчав, он сверился с толстенным календарем и продолжал:
     -- Хм! Хм!  Ну, пожалуй, что... пожалуй, что нынче вечером,  где-то без
двадцати  восемь.  Вот  тогда  ты  и  увидишь,  как  четко  исполняются  мои
повеления!
     Маленький принц зевнул. Ему  было  жаль  утраченного заката,  и  еще он
начинал немного тяготиться происходящим.
     -- Мне тут больше нечего делать, -- заявил он королю. -- Пора в путь.
     --  Не  уезжай,  --  попросил король, гордый  тем, что у  него появился
подданный. -- Не уезжай. Я сделаю тебя министром.
     -- Министром чего?
     -- Ну... ну... министром правосудия!
     -- Но здесь некого судить!
     --  А этого мы  пока не знаем, --  ответил король. --  Я еще не объехал
всех своих владений. Я  очень стар.  И  тут не  хватает места для  кареты. А
ходьба утомляет меня.
     -- Но я уже  все осмотрел! -- воскликнул маленький принц, обернувшись и
снова  заглянув на обратную сторону планеты. Там,  как и  здесь,  не было ни
единой живой души...
     --  Значит, будешь судить самого себя, -- отвечал король. -- А это куда
как  не просто. Судить себя гораздо труднее, чем других. Если сумеешь судить
себя по справедливости, значит, ты и впрямь мудрый муж.
     --  Да, -- согласился  маленький принц. -- Но  судить  себя я могу  где
угодно. Мне вовсе не обязательно жить на этой планете.
     --  Хм!  Хм! --  отозвался король. --  У  меня  есть  веские  основания
полагать, что где-то на моей  планете  скрывается  старая крыса. По ночам  я
слышу  ее возню.  Вот эту  старую  крысу и суди.  Приговаривай  ее время  от
времени к смерти.  Тогда ее жизнь будет зависеть от твоих решений. Но всякий
раз милуй ее, ибо старую крысу надобно беречь. Ведь, кроме нее, у нас больше
нет подсудимых.
     -- Я не люблю обрекать кого-либо на смерть, -- ответил маленький принц.
-- А теперь мне, пожалуй, пора в дорогу.
     -- Нет, -- заявил король.
     Маленький принц уже приготовился к отбытию, но ему не хотелось огорчать
старого правителя, и он сказал:
     --  Если  вашему  величеству угодно,  чтобы  его  повеления исполнялись
незамедлительно, вы  могли  бы  отдать  мне  какой-нибудь  разумный  приказ.
Например,  повелеть мне покинуть вас, прежде  чем  истечет минута. По-моему,
обстоятельства благоприятствуют этому.
     Король  безмолвствовал,  и  маленький  принц,  помешкав  еще  несколько
секунд, вздохнул и был таков.
     -- Я  назначаю  тебя  моим  посланником! -- поспешно  крикнул ему вслед
король, снова приняв величавый вид, столь приличествующий самодержцу.
     --  До чего  же  они  странные, эти взрослые, -- сказал себе  маленький
принц, продолжая путешествие.


     На второй планете жил спесивец.
     -- О, кажется. Ко мне пожаловал один из моих поклонников! -- воскликнул
он, завидев приближавшегося маленького принца.
     Ибо спесивцы считают всех остальных людей своими поклонниками.
     --  Доброго  вам утра, -- приветствовал его  маленький принц. -- Что за
причудливая шляпа у вас на голове?
     --  Это  --  шляпа  для приветствий,  --  отвечал  спесивец.  --  Чтобы
приподнимать ее, когда народ  рукоплещет мне.  К  сожалению,  сюда  никто не
заезжает.
     --  Да? -- удивился  маленький  принц, который понятия не  имел,  о чем
ведет речь спесивец.
     --  Хлопни-ка в ладоши.  Вот так,  одной по другой,  --  подсказал  ему
спесивец.
     Маленький  принц хлопнул  в ладоши. Спесивец нарочито скромно приподнял
шляпу.
     "А это будет позанятнее, чем гостить у короля" -- сказал себе маленький
принц  и  снова  захлопал  в  ладоши  --  одной по  другой.  Спесивец  опять
приветственно приподнял шляпу.
     Так они упражнялись минут пять, потом  маленькому принцу наскучила  эта
однообразная игра, и он спросил:
     -- А что надо сделать, чтобы вы нахлобучили шляпу пониже?
     Но  спесивец не слышал его.  Спесивцы  вообще  не слышат ничего,  кроме
славословий.
     --  Ты  и правда восторгаешься  мной? -- надменно спросил он маленького
принца.
     -- А что значит "восторгаться"?
     -- Восторгаться? Это значит, что ты считаешь меня самым красивым, самым
нарядным, самым богатым и самым умным человеком на этой планете.
     -- Но на вашей планете только один обитатель -- вы сами!
     -- А ты все равно восторгайся мной. Окажи мне такую любезность.
     -- Я восторгаюсь вами,  -- сообщил ему маленький принц, чуть передернув
плечами. -- Хотя и не знаю, почему это так важно для вас.
     И он покинул спесивца. И  сказал себе,  снова  пустившись  в путь: "Эти
взрослые -- и впрямь странный народ".



     На следующей планете обретался забулдыга. Маленький принц пробыл у него
совсем недолго, но и  этого времени ему хватило, чтобы проникнуться чувством
глубокого омерзения.
     -- Чем это вы тут занимаетесь? -- спросил он забулдыгу, которого застал
молча сидящим перед грудой пустых бутылок и батареей полных.
     -- Я пьянствую, -- удрученно ответил забулдыга.
     -- Зачем же пьянствовать? -- сердито спросил маленький принц.
     -- Чтобы забыться, -- отвечал забулдыга.
     --  А  что  вы хотите  забыть?  --  полюбопытствовал  маленький  принц,
которому вдруг стало жаль забулдыгу.
     -- Забыть,  что мне стыдно, -- доверчиво  сообщил  ему  тот  и  понурил
голову.
     -- Чего  же вы  стыдитесь? -- не унимался  маленький  принц,  снедаемый
желанием как-то помочь забулдыге.
     --  Я  стыжусь своего  пьянства! -- отрезал  забулдыга  и  погрузился в
молчание.
     А  озадаченный маленький принц опять пустился в путь, сказав себе: "Да,
эти взрослые действительно очень, очень странные".


     Четвертая по счету планета оказалась вотчиной дельца.  Этот человек был
так занят, что даже не поднял голову, когда маленький принц прибыл к нему.
     --  Доброе утро, -- приветствовал  его маленький принц. -- У вас сигара
потухла.
     --  Три  да два -- пять. Пять и семь -- двенадцать. Двенадцать плюс три
равно  пятнадцати.  Доброе  утро.  К  пятнадцати прибавить  семь,  получится
двадцать два. Двадцать два плюс шесть -- это двадцать восемь. Мне некогда ее
раскуривать. Двадцать шесть плюс  пять, получится тридцать один. Фу... Итого
у нас  будет  пятьсот  один миллион шестьсот  двадцать  две  тысячи  семьсот
тридцать один.
     -- Пятьсот миллионов чего? -- спросил маленький принц.
     -- А? Так ты еще здесь? Пятьсот  один миллион... Я не могу отвлекаться.
У меня уйма дел! Серьезных дел,  которые требуют внимания. Я не какой-нибудь
праздный болтун, и мне некогда точить лясы. Два плюс пять равно семи...
     -- Пятьсот один миллион чего? -- повторил  маленький принц, который  ни
разу в жизни не отступался и всегда добивался ответа на заданный вопрос.
     Делец поднял голову.
     -- За пятьдесят четыре года, что я живу на этой планете, меня отвлекали
от дела лишь трижды. В  первый раз это было двадцать восемь лет назад, когда
тут откуда ни возьмись появился какой-то полоумный гусь. Он страшно шумел, и
на всей планете не было места, куда не доносились  бы его  "га-га-га". Из-за
него я допустил четыре ошибки при сложении чисел. Во второй раз, одиннадцать
лет  назад, у  меня случился прострел, поскольку я мало двигаюсь. У меня нет
времени  на  праздные шатания. В третий раз...  Ба,  да  ведь сейчас  и есть
третий раз! Я, помнится, сказал: пятьсот миллионов и еще один...
     -- Миллионов чего?
     Делец понял: пока он не ответит на этот вопрос, нечего и надеяться, что
его оставят в покое.
     -- Миллионов этих  крошечных штуковин, которые иногда можно увидеть  на
небе.
     -- Мух, что ли?
     -- Нет, нет. Маленькие сверкающие штуковины.
     -- Пчелы?
     -- Да нет же! Маленькие золотистые штуковины,  из-за которых у  лодырей
начинаются праздные  мечты. Но я -- человек  серьезный,  и в  моей жизни нет
места всяким там пустопорожним мечтаниям.
     -- Ах, так вы имеете в виду звезды?
     -- Вот-вот. Звезды.
     -- На что они вам сдались, эти пятьсот миллионов звезд?
     -- Пятьсот один  миллион  шестьсот двадцать две тысячи семьсот тридцать
одна. Я человек серьезный и привержен точности во всем.
     -- Но на что они вам сдались, эти звезды?
     -- На что сдались?
     -- Да.
     -- Ни на что. Они и так мои.
     -- Так вы -- звездовладелец?
     -- Да.
     -- Но я уже встречал короля, который...
     -- Короли ничем не владеют. Они правят. А это -- совсем другое дело.
     -- А какой вам прок в этом владении звездами?
     -- Прок такой: они делают меня богатым.
     -- А что хорошего в богатстве?
     --  Богатство дает  мне возможность  приобретать новые звезды,  если их
кто-нибудь откроет.
     Этот  человек  рассуждает  точь-в-точь   как  мой  давешний  несчастный
забулдыга, подумал маленький принц.
     Но у него было еще несколько вопросов к дельцу.
     -- А как кто-то может владеть звездами?
     -- Чьи они? -- брюзгливо осведомился делец.
     -- Не знаю. Ничьи.
     -- Стало быть, мои, поскольку я первым додумался владеть звездами.
     -- Только и всего-то?
     --  Разумеется. Когда находишь, например, ничейный алмаз, он становится
твоим. Открываешь бесхозный остров  --  забираешь его  себе.  Додумаешься до
чего-нибудь  раньше  других  --  берешь  патент,  и  идея  становится  твоей
собственностью. Так и у меня: я владею звездами, потому что никому прежде не
приходило в голову владеть ими.
     -- Да,  уж это точно, -- согласился маленький принц. -- И что же  вы  с
ними делаете?
     -- Я заведую ими, -- отвечал  делец. -- Считаю  и  пересчитываю.  И это
нелегко. Но я -- человек серьезный, таким уж уродился.
     Однако маленький принц все никак не унимался.
     -- Будь у меня шелковый шарфик, -- сказал он, -- я мог  бы повязать его
на шею и носить. Будь у меня цветок, я мог бы сорвать его  и забрать с собой
куда угодно. Но звезды с неба не сорвешь...
     -- Нет. Зато я могу положить их в банк.
     -- Это как же?
     -- А вот как. Беру листок  бумаги, пишу на  нем, сколько у меня  звезд,
потом кладу листок в ящик стола и запираю его на ключ.
     -- И все?
     -- Этого вполне достаточно, -- ответил делец.
     Занятно,  подумал  маленький  принц,  и даже  поэтично. Но  не очень-то
серьезно.
     Потому что  у  маленького  принца  были свои представления о  серьезных
делах, и они весьма отличались от представлений взрослых.
     --  Вот у меня, например, есть цветок, --  продолжал он, -- и  я каждый
день поливаю его. Я владею тремя вулканами, которые чищу раз в неделю, в том
числе и потухший -- мало ли что  случится. И моим вулканам,  и моему  цветку
есть  кое-какая  польза от того, что я  ими владею. А от вас  вашим  звездам
никакой пользы нет...
     Делец  открыл  было  рот,  но так  и  не нашелся, что  ответить.  С тем
маленький принц и отправился в дальнейший путь.
     "Нет,  взрослые  и  впрямь  совершенно необыкновенные"  --  простодушно
рассудил он.


     Пятая планета оказалась весьма примечательной. Она была самой маленькой
из всех, и на ней едва умещались фонарный  столб и фонарщик. Маленький принц
так  и не  смог уяснить  для себя,  зачем  нужны фонарь и фонарщик где-то  в
небесной  бездне,  на  планете  столь  крошечной, что  тут  невозможно  было
разместить ни людей, ни даже один-единственный дом. Тем не менее,  он сказал
себе: "Возможно, этот человек нелеп,  но далеко не  так вздорен, как король,
спесивец, делец и забулдыга.  Его  занятие, по  крайней мере, имеет какой-то
смысл.  Зажигая свой фонарь,  он как  бы дает жизнь  еще одной  звезде,  или
помогает   распуститься  еще  одному   цветку.  А  когда  он  гасит  фонарь,
получается, что звезда, или цветок, вроде как отходят ко сну.  Замечательная
работа. А раз она замечательная, значит, по-настоящему полезная".
     Поэтому, прибыв на планету, он почтительно приветствовал фонарщика.
     -- Доброе утро, господин. Почему вы только что погасили свой фонарь?
     -- Таковы указания, -- ответил фонарщик. -- С добрым утречком вас.
     -- Какие-такие указания?
     -- Указания, согласно которым мне  надлежит гасить фонарь.  Доброго вам
вечерочка.
     С этими словами он опять засветил фонарь.
     -- Но зачем вы снова зажгли его?
     -- Таковы указания, -- отвечал фонарщик.
     -- Ничего не понимаю, -- признался маленький принц.
     -- А чего тут понимать,  -- сказал фонарщик. -- Указания есть указания.
С добрым утречком вас.
     И погасил фонарь. После чего промокнул лоб красным клетчатым платком.
     -- Ужасная у меня работа. В былые  времена она имела  смысл: по утрам я
гасил фонарь, а по вечерам опять  зажигал. Я мог весь  день бездельничать  и
всю ночь дрыхнуть.
     -- А потом вам дали другие указания?
     -- Нет указания не изменились, -- отвечал фонарщик. -- В том-то и беда!
С каждым годом планета вертится все быстрее, а указания не меняются!
     -- И что теперь? -- спросил маленький принц.
     --  Теперь  планета  совершает   полный  оборот  вокруг  своей  оси  за
какую-нибудь минуту,  и я не  могу выкроить ни  секундочки,  чтобы перевести
дух. Каждую минуту я должен гасить и снова зажигать этот фонарь!
     -- Как занятно! Значит, на вашей планете день длится всего одну минуту?
     -- Ничего  занятного  в этом нет! -- воскликнул фонарщик. -- Пока мы  с
вами болтаем, прошел целый месяц!
     -- Месяц?
     -- Да, месяц. Тридцать минут. Тридцать суток. Доброго вам вечерочка.
     И он снова засветил фонарь.
     Маленький  принц  наблюдал за  ним и  вдруг  понял, что  полюбил  этого
радивого фонарщика, столь неукоснительно исполнявшего указания. Он вспомнил,
как  в  былые  дни  любовался закатами,  то  и  дело переставляя стул, и ему
захотелось помочь своему приятелю.
     -- Слушайте, --  сказал он, --  я знаю один  способ сделать так, что вы
сможете отдыхать, когда пожелаете...
     -- Мне всегда хочется отдохнуть, -- ответил фонарщик.
     Ведь верность служебному долгу вполне совместима с леностью.
     -- Ваша планета совсем крохотная,  -- продолжал маленький принц. -- Тут
достаточно  сделать три шага,  чтобы совершить кругосветное путешествие. Вам
надо  просто  брести  с  такой  скоростью,  чтобы  все  время  оставаться на
солнечной  стороне. Торопиться  не придется. Захотели отдохнуть  --  шагайте
себе, и день будет длиться столько, сколько вы пожелаете.
     -- Мало мне проку  в совете вашем, -- возразил фонарщик.  -- Потому что
сон -- моя единственная радость.
     -- Что ж, значит, вам не повезло.
     -- Не повезло, -- согласился фонарщик. -- С добрым утречком вас.
     И он погасил фонарь.
     "Этого человека, -- сказал себе маленький принц, продолжая путешествие,
-- этого человека  презирали  бы  все: и король, и спесивец,  и забулдыга, и
делец. А  между тем он -- единственный из них,  кто не кажется  мне нелепым.
Возможно, потому что он думает не только о себе".
     Маленький принц удрученно вздохнул и добавил про себя:
     "Этот человек -- единственный из всех, с кем я  мог бы подружиться.  Но
его планета и впрямь совсем крошечная. Двоим там не уместиться..."
     На самом  деле ему было особенно жаль  покидать эту планету, потому что
на ней --  о  счастье! -- можно было любоваться закатом 1440 раз за двадцать
четыре часа. Но маленький принц не смел признаться себе в этом.


     Шестая  поанета оказалась  раз в десять  больше предыдущей.  На ней жил
старый господин, который писал толстые книги.
     -- Смотрите-ка, к нам пожаловал путешественник! -- вскричал он, завидев
маленького принца.
     Маленький  принц  уселся  на стол и немного  перевел дух. Ведь  он  уже
проделал такой долгий и утомительный путь!
     -- Откуда ты? -- спросил его старец.
     --  Что  это за  толстая книга  у  вас? --  ответил вопросом  на вопрос
маленький принц. -- Чем вы занимаетесь?
     -- Я -- географ, -- ответил старец.
     -- А что такое географ? -- спросил маленький принц.
     -- Географ -- это ученый, который  знает, где находятся все моря, реки,
города, горы и пустыни.
     -- Как  интересно, --  сказал маленький принц. -- Наконец-то я встретил
человека, который занят  настоящим делом! -- И он оглядел  планету географа.
Это  была  самая  красивая  и  величественная  планета,  какую  ему   только
доводилось видеть.
     --  Ваша планета  очень  красива, -- заметил  он.  --  Много ли на  ней
океанов?
     -- Не могу сказать, -- ответил географ.
     -- О! -- разочарованно молвил маленький принц. -- А горы здесь есть?
     -- Не могу сказать, -- ответил географ.
     -- А города, реки, пустыни?
     -- Этого я тоже не знаю.
     -- Но вы же географ!
     -- Совершенно верно, -- согласился географ. --  Но я  не исследователь.
На  моей  планете  нет ни единого путешественника.  Ведь  не  географ  ездит
считать  города, реки,  горы,  моря,  океаны и  пустыни.  Географ -- слишком
важный человек,  чтобы  мотаться  туда-сюда.  Он безвылазно сидит  за  своим
письменным   столом  и  принимает  путешественников  у  себя   в   кабинете.
Расспрашивает их, записывает все, что они помнят о своих странствиях. И если
чьи-то   воспоминания  покажутся  ему   интересными,   географ   приказывает
проверить, порядочный ли человек этот путешественник.
     -- А это еще зачем?
     -- Да ведь  если путешественник -- враль, то пиши пропало, а не учебник
географии. Или если он слишком много пьет.
     -- Почему?
     -- Потому  что у пьяного двоится в глазах, и географ может отметить две
горы там, где на самом деле всего одна.
     --  Знаю я одного такого, --  сказал маленький принц. -- Вот уж из кого
вышел бы горе-путешественник.
     -- Вполне возможно. Итак, если выяснится, что путешественник -- человек
достойный, отдается приказ установить достоверность его открытия.
     -- Как это? Едут и проверяют?
     --  Нет,  это  слишком  хлопотно.  Просто  от  путешественника  требуют
представить доказательства. Если, например, он открыл большую гору, то пусть
привезет большие камни с ее склонов.
     Внезапно географ встрепенулся.
     --  Да,  но  ведь  и  ты  прибыл  из  дальних  краев!  Значит,  ты тоже
путешественник! И можешь дать мне описание своей планеты!
     Географ  раскрыл свою  толстую  учетную  книгу  и очинил карандаш.  Все
изустные  донесения  путешественников записывались сначала  грифелем,  потом
путешественник представлял  доказательства,  и  только тогда делалась запись
чернилами.
     -- Итак? -- полувопросительно произнес географ.
     -- Ну, моя родная планета не ахти какая интересная, -- сказал маленький
принц. -- она  такая вся крошечная. У меня есть три вулкана. Два действующих
и один потухший. Хотя как знать.
     -- Как знать, -- согласился географ.
     -- А еще у меня есть цветок.
     -- Цветы мы не записываем, -- заявил географ.
     -- Почему не записываете? Этот цветок --  самое красивое,  что есть  на
моей планете!
     -- Мы не записываем их, потому что цветы эфемерны, -- объяснил географ.
     -- Что значит "эфемерны"?
     --  Книги по географии --  самые серьезные книги на  свете,  -- ответил
географ. -- Они никогда  не устаревают. Не так уж часто горы передвигаются с
места на место, или  из  океана вдруг вытекает вся вода. Мы  пишем  только о
вечном.
     -- Но  ведь  потухший  вулкан  может  проснуться!  --  пылко воскликнул
маленький принц. -- И что такое "эфемерный"?
     -- Нам  все  равно, потух вулкан или действует, -- объяснил географ. --
Гора -- вот что для нас важно. Гора ведь не меняется.
     -- Но что значит "эфемерный"? -- повторил маленький принц, который если
уж задавал вопрос, то не отступался, пока не получал ответ.
     -- Это значит "существующий под угрозой скорого исчезновения".
     -- Стало быть, моему цветку грозит скорое исчезновение?
     -- Конечно.
     Мой   цветок  скоро  исчезнет,  подумал   маленький  принц.  Ему  нечем
защититься от мира, у него только  и есть, что эти четыре  шипа. А я оставил
его совсем одного на этой своей планете!
     В этот миг он впервые испытал сожаление. Но вскоре мужество вернулось к
нему.
     --  Куда  вы  посоветовали  бы мне  отправиться теперь? --  спросил  он
географа.
     -- На планету Земля, -- ответил тот. -- У нее добрая слава.
     И  маленький  принц,  по-прежнему  размышляя  о  своем  цветке, покинул
географа.


     Итак, седьмой планетой на его пути стала Земля.
     Земля  --  планета  незаурядная! На  ней насчитывается  сто одиннадцать
королей (включая, конечно, и негритянских), семь  тысяч географов, девятьсот
тысяч  дельцов,  семь миллионов пятьсот  тысяч забулдыг,  триста одиннадцать
миллионов спесивцев. Короче говоря, там около двух миллиардов взрослых.
     Чтобы вы  получили представление о размерах Земли, сообщаю вам,  что до
открытия  электричества на всех  ее  шести континентах  приходилось  держать
целую  армию  фонарщиков  --  общим счетом  четыреста шестьдесят  две тысячи
человек только тем и занимались, что зажигали и гасили уличные фонари.
     Когда смотришь  на  Землю  с  некоторого расстояния, она  являет  собой
великолепное зрелище. Движения этого полчища фонарщиков были слаженными, как
в балете. Первыми за дело брались новозеландские и австралийские  фонарщики.
Засветив   свои  огни,  они  отправлялись  спать.  Затем  наступала  очередь
китайских и сибирских фонарщиков.  Исполнив свой танец, они  тоже упархивали
за кулисы. Потом начиналось выступление российских и индийских фонарщиков, а
за ними  следовали фонарщики Европы и Африки, Южной и Северной Америк.  И ни
разу  не  нарушили  они строгой очередности выхода на  сцену. Да,  это  было
великолепно.
     Только  человек, который  отвечал  за  работу единственного  фонаря  на
северном полюсе, да его  собрат, приставленный к одинокому фонарю  на полюсе
южном, жили  вольготно и не ведали забот: им  приходилось работать всего два
раза в год.


     Если человек хочет прослыть острословом,  он иной раз может и приврать.
И то, что я  рассказал вам о фонарщиках, -- не  совсем правда.  Понимаю, что
рискую внушить неверное представление  о нашей  планете  тем,  кто ничего не
знает о ней. Люди занимают лишь совсем малую толику земной поверхности. Если
два миллиарда человек встанут в полный рост и собьются все вместе, как порой
бывает на важных народных сходах, они вполне смогут уместиться на  площадке,
имеющей двадцать миль в длину  и столько же в ширину. Все человечество можно
втиснуть на какой-нибудь крошечный островок в Тихом океане.
     Если вы  скажете это взрослым, они,  разумеется, не поверят вам.  Им-то
кажется, будто они занимают очень много  места. Взрослые мнят себя такими же
величественными, как  баобабы.  Можно  было  бы  надоумить  их  взять  да  и
посчитать все  самим. Взрослые были бы только рады, ведь они обожают цифирь.
Ну, а вы не тратьте  времени зря, это совершенно ни к чему. Я знаю: вы и так
мне верите.
     Прибыв на Землю и не  увидев людей, маленький принц очень удивился.  Он
уже подумал было, что угодил не на ту планету, когда в песке вдруг сверкнуло
золотистое колечко цвета лунного луча.
     -- Добрый вечер, -- вежливо произнес маленький принц.
     -- Добрый вечер, -- ответила змея.
     -- На какую планету я попал? -- спросил маленький принц.
     -- На Землю. В Африку, -- ответила змея.
     -- Ага! Так что же, на Земле нет людей?
     -- Здесь  пустыня.  А  в  пустыне  людей не бывает.  Земля  большая, --
объяснила змея.
     Маленький принц присел на камень и поднял глаза к небу.
     --  Интересно, --  молвил  он,  --  не  затем  ли  звезды  каждую  ночь
вспыхивают на небе,  чтобы любой из нас  мог отыскать  свою. Смотри, вон моя
планета. Прямо над нами. Но как она далеко!
     -- Она прекрасна, -- прошепелявила змея. -- Но что привело тебя сюда?
     -- У меня вышла размолвка с моим цветком, -- объяснил маленький принц.
     -- Ах, вот как! -- сказала змея.
     И наступило молчание.
     -- Где  же люди? -- снова заговорил наконец маленький  принц. -- В этой
пустыне немного одиноко...
     -- Среди людей тоже одиноко, -- ответила змея.
     Маленький принц устремил на нее долгий взгляд.
     -- А ты -- странный зверек, -- сказал он наконец. -- Не толще пальца...
     -- Но я куда могущественнее, чем перст правителя, -- заявила змея.
     Маленький принц усмехнулся.
     --  Не  такая  уж   ты  и  могущественная.  У  тебя  даже  ног  нет.  И
путешествовать ты не можешь.
     -- Я могу унести тебя дальше, чем любой корабль, -- возразила змея.
     И обвила лодыжку маленького принца, будто золотой браслет.
     --  Своим прикосновением я могу всякого возвратить  в землю, из которой
он  вышел, --  сказала змея.  --  Но ты честен, простодушен  и  прилетел  со
звезды.
     Маленький принц не ответил.
     -- Ты вызываешь у меня жалость. Ты так слаб на этой гранитной Земле, --
сказала змея. -- Придет день, когда  ты слишком затоскуешь по своей планете,
и тогда я сумею помочь тебе. Я смогу...
     -- О!  Я  прекрасно понимаю тебя,  --  ответил  маленький  принц. -- Но
почему ты все время говоришь загадками?
     -- Для меня не существует неразрешимых загадок, -- сказала змея.
     И они умолкли.


     Маленький  принц пересек  пустыню и никого  не  встретил.  Только  один
цветок попался  ему на пути, да и тот был совсем  невзрачный, поскольку имел
лишь три лепестка.
     -- Доброе утро, -- приветствовал его маленький принц.
     -- Доброе утро, -- отозвался цветок.
     -- А где же люди? -- вежливо осведомился маленький принц.
     Когда-то цветок видел проходивший мимо караван.
     --  Люди?  -- переспросил он.  --  Ага. По-моему, их  всего шестеро или
семеро. Я видел их несколько лет назад. Но кто знает, где они теперь. Их все
время носит ветром. У людей нет корней, поэтому им очень тяжело живется.
     -- Прощай, -- сказал маленький принц.
     -- Прощай, -- ответил цветок.




     Затем маленький принц вскарабкался  на высокую гору. Прежде он не видел
гор, за исключением трех своих вулканов, которые были ему по колено. Он даже
пользовался потухшим вулканом как подставкой для ног. Теперь же он рассуждал
так: "С такой высокой горы я смогу окинуть взором всю планету и увидеть всех
людей..."
     Но увидел он только скалы, острые как иголки.
     -- Доброе утро, -- учтиво проговорил он.
     "Доброе утро... доброе утро... доброе утро..." -- ответило эхо.
     -- Кто ты? -- спросил маленький принц.
     "Кто ты... кто ты... кто ты..." -- откликнулось эхо.
     -- Давай дружить, а то я совсем один, -- предложил он.
     "Совсем один... совсем один... совсем один..." -- сказало эхо.
     Какая странная планета, подумал маленький принц. Она вся  сухая, сплошь
покрыта   иголками,   суровая  и  неприветливая.   А  люди   напрочь  лишены
воображения. Что слышат, то  и  повторяют... На моей планете цветок -- и тот
заговаривал первым.


     Долго  шел  маленький принц по  пескам,  скалам и сугробам, и случилось
так,  что  в  конце  концов  он  вышел на  дорогу.  А  все  дороги  ведут  к
человеческому жилью.
     -- Доброе утро, -- сказал он.
     Перед ним был сад, в котором пышно цвели розы.
     -- Доброе утро, -- ответили они.
     И  маленький принц вытаращил глаза: эти  розы оказались точь-в-точь как
его цветок.
     -- Кто вы? -- пылко спросил он, потому что был потрясен.
     -- Мы -- розы, -- ответили розы.
     Маленький принц совсем опечалился. Ведь его цветок говорил, что он один
такой на всю вселенную. А тут, в одном-единственном  саду, целых  пять тысяч
точно таких же цветов!
     Он бы рассердился, увидев это, подумал маленький принц. Закашлялся бы и
притворился  умирающим,  только  бы не казаться  смешным. А  мне пришлось бы
делать вид, будто я выхаживаю его. Потому что, если я не стану этого делать,
цветок мой и впрямь зачахнет, чтобы унизить меня...
     А еще  он  подумал: я-то мнил себя богатеем, потому что владею цветком,
какого  нет  больше нигде на свете, а оказалось,  что все мое  богатство  --
заурядная роза.  Обыкновенная роза да три вулкана по  колено высотой, причем
один из  них потух  и,  быть может, навсегда... Стало быть, не  такой  уж  я
великий правитель...
     Он лег на траву и заплакал.


     Тут-то и появилась лисица.
     -- Доброе утро, -- сказала она.
     --  Доброе  утро, -- учтиво ответил  маленький  принц и  огляделся,  но
никого не увидел.
     -- Я здесь, -- послышался голос. -- Под яблоней.
     --  Кто  ты?  -- спросил  маленький  приныц  и добавил: -- На  тебя так
приятно смотреть.
     -- Я -- лисица, -- ответила лисица.
     -- Давай поиграем, -- предложил маленький принц. -- Мне так грустно.
     -- Не могу я с тобой играть, -- ответила лисица. -- Я не прирученная.
     -- О,  тогда  извини, -- сказал маленький принц.  Но,  подумав недолго,
спросил: -- А что значит "прирученная"?
     -- Ты не местный, -- заметила лисица. -- Что ты здесь ищешь?
     --   Я  ищу  людей,   --   ответил  маленький  принц.   --  Что  значит
"прирученная"?
     --  Ох  уж  эти  люди, -- сказала лисица. -- У  них  есть ружья, и  они
охотятся. Это весьма неудобно. А еще они разводят кур. Вот и все их занятия.
Ты ищешь кур?
     --  Нет,  --  ответил  маленький  принц,  -- я ищу  друзей.  Что значит
"прирученная"?
     --  Этим  так часто пренебрегают, -- ответила лисица.  -- Приручить  --
значит, создать узы.
     -- Создать узы?
     -- Вот  именно, -- сказала лисица. --  Сейчас ты для меня -- всего лишь
маленький мальчик,  такой же, как сто тысяч других  маленьких  мальчиков. Ты
мне не нужен. Но и у тебя нет никакой надобности во мне. Я для тебя -- всего
лишь  лисица,  точно такая  же, как сто  тысяч  других. Но если ты приручишь
меня, мы станем  нужны друг другу. Для меня ты будешь единственным на свете,
а для тебя я буду единственной на свете...
     --  Я  начинаю  понимать,  --  сказал  маленький  принц. --  Есть  один
цветок... Кажется, он меня приручил...
     -- Это вполне возможно, -- ответила лисица. -- На Земле  чего только не
увидишь.
     -- Но это было не на Земле! -- воскликнул маленький принц.
     Похоже, лисица была сбита с толку, и ей очень хотелось узнать побольше.
     -- На другой планете?
     -- Да.
     -- На той планете есть охотники?
     -- Нет.
     -- Очень интересно. А куры там есть?
     -- Нет.
     -- Ничто не совершенно, -- со вздохом молвила лисица.
     Но потом опять заговорила о своем:
     -- Моя жизнь очень однообразна.  Я охочусь на  кур, а  люди охотятся на
меня. Куры все одинаковые, да и  люди тоже. Поэтому  мне малость скучновато.
Но  если ты меня приручишь, моя  жизнь  словно озарится  солнечным светом. Я
стану узнавать звук  твоих  шагов и отличать их  от всех других.  Звук шагов
гонит меня обратно в нору. А твоя поступь будет манить меня, словно  музыка,
и я выйду из своего логова. И потом -- смотри: видишь вон те пшеничные поля?
Я хлеба  не ем, и пшеница  мне  не нужна. Пшеничное поле ничего для меня  не
значит. И это грустно. Но у тебя золотистые  волосы.  Ты только подумай, как
чудесно  будет, когда  ты меня приручишь! Тогда пшеница будет  навевать  мне
мысли о тебе: она ведь тоже  золотая. И я полюблю шорох колосьев на ветру...
--  Лисица  долго  смотрела  на  маленького  принца,  а  потом  сказала:  --
Пожалуйста, приручи меня!
     --  Я  бы очень этого хотел, -- ответил маленький  принц. -- Но у  меня
мало времени. Мне еще надо найти друзей и очень многое понять.
     -- Понять  можно  только то, что приручишь, -- ответила лисица. -- Люди
уже перестали что-либо понимать. У них теперь нет на это времени. Они идут в
магазины  и покупают  все  готовое.  Но нигде нет такого магазина, в котором
можно купить дружбу, вот почему люди больше не имеют  друзей. Если ты хочешь
обзавестись другом, приручи меня...
     -- Как же мне тебя приручить? -- спросил маленький принц.
     -- Ты  должен быть очень терпелив,  -- отвечала лисица. -- Сначала сядь
чуть  поодаль  от меня...  да-да, вот так, на  траву. Теперь  я  буду искоса
поглядывать  на  тебя,  а  ты ничего не говори. Слова --  вот источник  всех
недоразумений. Но с каждым днем садись все ближе ко мне...
     Назавтра маленький принц опять пришел на то же место.
     -- Лучше бы ты всегда возвращался в один и тот  же час, --  сказала ему
лисица. -- Например, если бы ты непременно приходил в четыре часа пополудни,
то уже в три часа я начинала бы радоваться. И чем ближе условленный час, тем
радостнее  было  бы у  меня  на  душе. А  в  четыре  часа  я  уже начала  бы
волноваться и носиться кругами. А потом  показала  бы тебе, как  я рада!  Но
если  ты  приходишь в разное время,  я не  знаю, в  котором  часу мое сердце
должно быть готово приветствовать тебя... Надо строго следовать обрядам...
     -- А что такое обряды? -- спросил маленький принц.
     --  Это поступки,  которыми тоже  очень часто пренебрегают, -- ответила
лисица. -- Благодаря им какой-то день становится не похож на все другие дни,
а какой-то час -- на все другие часы. У моих охотников, например, есть такой
обряд: каждый четверг они отплясывают с деревенскими  девушками. Поэтому для
меня  четверг  --  чудесный день. Я могу пойти  на прогулку  и  добраться до
самого  виноградника. А вот  если  бы  охотники плясали, когда бог  на  душу
положит, все  дни были  бы похожи один  на  другой, и не  ведала бы  я тогда
никакого покоя!
     Итак,  маленький   принц   приручил  лисицу.  А  когда  до  расставания
оставалось совсем немного времени, лисица со вздохом сказала:
     -- Я буду плакать.
     -- Ты сама виновата, -- ответил  маленький принц. -- Я никогда не желал
тебе худа, но ты захотела, чтобы я тебя приручил.
     -- Да, это так, -- согласилась лисица.
     -- А теперь ты собираешься реветь! -- продолжал маленький принц.
     -- Да, это так, -- согласилась лисица.
     -- Значит, это не пошло тебе впрок!
     -- Пошло, -- ответила лисица. -- Благодаря цвету пшеничных полей.
     Она помолчала и добавила:
     -- Ступай, взгляни еще раз на  розы. Теперь ты сумеешь понять, что твоя
роза -- единственная на всем  свете. А потом возвращайся и простись со мной,
и я открою тебе одну тайну. Это будет мой тебе подарок.

     Маленький принц пошел взглянуть на розы.
     -- Вы совсем не такие, как моя роза, -- сказал он им. -- Вы пока ничто.
Никто  вас не приручил, и  вы  тоже  никого не приручили.  Таким была и  моя
лисица, когда я впервые встретил ее.  Лисица и ничего  больше. Как сто тысяч
других  лисиц. Но я  подружился с ней, и теперь она для меня -- единственная
на всем свете.
     Розы пришли в глубокое замешательство.
     -- Вы прекрасны,  но  пусты, -- продолжал маленький принц.  -- Никто не
готов умереть ради  вас.  Какой-нибудь прохожий наверняка подумает, что  моя
роза  точь-в-точь  такая же, как вы. Но  она --  моя, и  для  меня она  одна
важнее, чем все вы -- сотни и сотни других роз. Потому что это ее я поливал,
потому  что  ее укрывал  я стеклянным  колпаком,  потому что ее я  прятал за
ширмой,  потому  что ради  нее побил я всех гусениц, оставив только двух или
трех,  чтобы  из них  вывелись бабочки,  потому что  ей внимал я, когда  она
ворчала или бахвалилась, а иногда даже слушал ее молчание.  Эта роза -- моя,
вот в чем все дело.

     И он опять отправился к лисице.
     -- Прощай, -- сказал он.
     -- Прощай,  -- ответила  лисица. --  А теперь я открою тебе свою тайну.
Она  очень проста. По-настоящему  можно видеть  только  сердцем.  Суть вещей
незрима для глаз.
     -- Суть  вещей  незрима для  глаз, -- повторил маленький  принц,  чтобы
твердо запомнить эти слова.
     --  Твоя роза так  важна для  тебя, потому что  ты  отдавал ей все свое
время.
     -- Потому что отдавал ей все свое время... -- повторил маленький принц,
чтобы твердо запомнить эти слова.
     -- Люди забыли эту истину,  --  продолжала лисица. -- Но ты  не  должен
забывать ее. Ты навсегда в ответе  за все, что ты приручил.  Ты  в ответе за
свою розу.
     --  Я в ответе за мою розу, --  повторил маленький  принц, чтобы твердо
запомнить эти слова.


     -- Доброе утро, -- сказал маленький принц.
     -- Доброе утро, -- ответил стрелочник.
     -- Что вы здесь делаете? -- спросил маленький принц.
     -- Распределяю путешественников. Набираю тысячу человек, в охапку  их и
--  в  поезд, -- ответил стрелочник.  -- А потом отправляю эти поезда  -- то
налево, то направо.
     В   этот   миг  будка  стрелочника  затряслась,  потому  что   мимо   с
громоподобным   грохотом  пронесся  скорый   поезд,   сверкая   бриллиантами
освещенных окон.
     -- Они так спешат, -- заметил маленький принц. -- Чего им всем надо?
     -- Сие неведомо доже машинисту поезда, -- ответил стрелочник.
     Тут мимо прогрохотал еще  один ярко освещеный скорый поезд. Этот мчался
в противоположном направлении.
     -- Они уже возвращаются? -- удивился маленький принц.
     -- Это другие, -- объяснил стрелочник. -- Встречный поезд.
     --  Им что,  было плохо и  не сиделось на месте?  --  спросил маленький
принц.
     -- Там хорошо, где нас нет, -- изрек стрелочник.
     И в этот миг послышался грохот третьего сверкающего скорого поезда.
     -- А эти что? -- спросил маленький принц. -- Гонятся за теми, первыми?
     -- Ни  за  кем  они не гонятся, -- ответил стрелочник. --  Они там либо
дрыхнут, либо зевают во весь рот. И только дети прильнулю носами к окошкам.
     -- Одни только дети знают, что надо  искать, -- сказал маленький принц.
--  Они не жалеют времени на возню  с тряпичной  куклой, и она становится им
очень дорога. И если отобрать у них эту куклу, дети плачут.
     -- И это -- их счастье, -- рассудил стрелочник.


     -- Доброе утро, -- сказал маленький принц.
     -- Доброе утро, -- ответил торговец.
     Этот  торговец  сбывал  пилюли  для  утоления  жажды.  Достаточно  было
проглотить одну такую пилюлю, чтобы потом целую неделю не хотелось пить.
     -- Зачем вы их продаете? -- спросил маленький принц.
     -- Затем, что они  помогают сберечь уйму времени, --  ответил торговец.
-- Знающий люди подсчитали, что  всяк,  кто  глотает эти  пилюли, выкраивает
пятьдесят три минуты в неделю.
     -- И что мне делать в эти пятьдесят три минуты?
     -- Да что хочешь, то и делай.
     Не  знаю,  как  другие,  подумал  маленький  принц, но я,  будь у  меня
пятьдесят три свободных минуты, просто прогулялся бы до чистого ручейка.


     Прошла  неделя  с  тех пор,  как я потерпел аварию над пустыней. Настал
восьмой день.  Слушая историю про торговца, я выпил последний глоток воды из
своих запасов.
     -- Да, -- сказал я маленькому принцу. -- Твои байки -- просто чудо.  Но
я  никак   не  могу  починить  самолет.  У  меня  больше  нет  ни  воды,  ни
какого-нибудь  другого питья.  И  я тоже  был бы  только  рад,  будь  у меня
возможность просто прогуляться до чистого ручейка!
     -- Моя подружка лисица...
     -- Мой милый малыш, мне сейчас не до лисицы!
     -- Почему это?
     -- Да потому, что я скоро умру от жажды...
     Он не понял, какая тут связь, и сказал мне:
     --  Хорошо  иметь  друга, даже если  тебе скоро помирать. Я,  например,
очень рад, что подружился с лисицей.
     "Ему и  невдомек,  насколько  велика опасность, -- сказал я себе. -- Он
никогда не знал ни голода, ни жажды. Ему ничего не  нужно, разве что немного
солнечного света".
     Но тут маленький  принц окинул меня долгим  взглядом и  сказал,  словно
прочитав мои мысли:
     -- Я тоже пить хочу. Давай поищем колодец.
     Я устало отмахнулся. Что за вздор -- наугад искать колодец в бескрайней
пустыне. Но все-таки мы пошли.
     --  Несколько  часов  мы  брели  молча.  Стемнело,  и  на  небе  начали
загораться звезды. Меня немного знобило от жажды, и я видел их будто во сне.
Но тут мне вспомнились последние слова маленького принца.
     -- Значит, и тебе знакомо ощущение жажды? -- встрепенувшись, спросил я.
     Но маленький принц не ответил на вопрос. Он сказал невпопад:
     -- Вода и для сердца может быть полезна...
     Я  не  понял   его,  но   смолчал,   поскольку   прекрасно  знал,   что
переспрашивать маленького принца бессмысленно.
     Он устал и присел. Я уселся рядом с ним. Помолчали. Потом он сказал:
     -- Звезды  прекрасны, потому что где-то там есть цветок, которого мы не
видим...
     -- Да, верно, -- отозвался я, после чего уставился  на  песчаные волны,
залитые лунным светом.
     -- И пустыня прекрасна, -- добавил маленький принц.
     Это  правда. Мне  всегда нравились пустыни.  Сидишь  на  песчаной дюне,
ничего  не  видишь  и  не  слышишь,  но  это  безмолвие   кажется  гулким  и
искристым...
     --  А  почему  пустыня  прекрасна?  -- спросил маленький  принц. --  Да
потому, что где-то в ней прячутся колодцы...
     Я был поражен. Я вдруг понял, почему от  песков исходит  это загадочное
сияние. Маленьким  мальчиком я  жил  в оодном старом доме, под  которым,  по
преданию, был зарыт клад. Найти его, конечно, никто не сумел. А может, никто
и не  искал. Но из-за этого  клада дом  был  как будто окутан чарами: ведь в
глубине его сердца пряталась тайна.
     -- Да, -- ответил я маленькому принцу.  --  Дом,  звезды, пустыня.  Они
прекрасны именно благодаря тому, что остается незримым для глаза!
     -- Я очень рад, что ты согласен с моей лисицей, -- сказал он.
     Когда  маленький  принц уснул, я взял его на руки и пошел дальше. Я был
растроган и взволнован до глубины души. Мне казалось, что  я  несу  какую-то
очень хрупкую драгоценность. Мне казалось даже, что на всей Земле нет ничего
более нежного.  При свете луны я смотрел  на его бледное чело,  на сомкнутые
веки, на колеблемые ветром локоны, и говорил себе: я вижу только  оболчку, а
главное -- незримо.
     Его губы чуть разомкнулись,  и  по  ним  пробежала едва  заметная  тень
улыбки. И  я сказал себе:  спящий маленький принц так трогателен, потому что
он предан  своему цветку  -- этому образу розы, который лучится в нем, будто
язычок пламени в лампаде, даже когда он спит...
     И я почувствовал, что он сделался еще более  нежным.  И  мне захотелось
оберегать его,  словно  он и сам был язычком пламени,  который мог погаснуть
даже от легкого дуновения ветерка...
     Так я и шел. А на утренней заре увидел колодец.




     -- Люди, -- сказал маленький принц, -- садятся в скорые поезда и мчатся
куда-то, сами не зная,  зачем.  Потом разворачиваются и как угорелые несутся
обратно. И это повторяется снова и снова...
     И он добавил:
     -- Только зря суетятся...
     Колодец, к которому мы пришли, был не  такой, как все другие  колодцы в
Сахаре. Обычно здешний колодец  --  это просто яма,  вырытая в песке. А этот
был  как самый настоящий деревенский колодец. Но деревни поблизости не было,
и я подумал, что вижу мираж...
     --  Странное  дело,  --  сказал  я  маленькому  принцу.  --  Тут все  в
исправности -- и блок, и веревка, и ведро...
     Он  засмеялся,  взялся  за  веревку и  принялся раскручивать блок.  Тот
жалобно заскрипел, точно старый флюгер, надолго забытый всеми ветрами.
     -- Слышишь? -- спросил меня маленький принц. -- Мы разбудили колодец, и
теперь он поет...
     Я решил избавить его от утомительной возни с веревкой и сказал:
     -- Позволь я сам подниму ведро. Для тебя оно тяжеловато будет.
     Я медленно поднял ведро и  водрузил его на край колодца. Я очень устал,
но  радовался своему свершению.  Жалобная песня  блока  еще звучала у меня в
ушах, поверхность воды в ведре еще дрожала, и на ней играли солнечные блики.
     -- Мне хочется отведать  этой воды,  -- проговорил маленький  принц. --
Дай мне напиться...
     И я понял, что он искал.
     Я поднес  ведро к  его  губам и наклонил.  Маленький  принц пил, закрыв
глаза.  Это  было сродни сладкому угощению на пиру. Вода из этого колодца не
просто восстанавливала силы. Песня блока,  долгий путь  под  звездным небом,
усилие моих  рук -- вот что  сделало ее такой сладкой. Она  радовала сердце,
как  нежданный дар. Когда я  был  маленьким мальчиком,  то так  же радовался
сиянию  огней на елке, музыке  в час  полночной мессы, ласковым  улыбкам  на
искусно загримированных лицах, великолепию подарков.
     -- Здесь, у тебя дома, -- сказал маленький принц, -- люди выращивают по
пять тысяч роз в одном цветнике и все равно не могут найти то, что ищут.
     -- Не могут , -- согласился я.
     -- А ведь то, что они ищут, можно найти в одной-единственной розе или в
нескольких глотках воды.
     -- Да, ты прав, -- подтвердил я.
     И маленький принц добавил:
     -- Но глаза слепы. Искать надо сердцем...

     Я напился воды  и вздохнул свободно. На  рассвете  песок  приобрел цвет
меда. И этот цвет тоже радовал меня. Почему же тогда мне было так грустно?
     -- Ти должен сдержать свое  обещание, -- тихо  сказал маленький  принц,
снова садясь рядом со мной.
     -- Какое обещание?
     -- Ну, ты  помнишь -- намордник для моей овечки. Я  же в ответе за  тот
цветок...
     Я извлек из  кармана свои наброски. Маленький принц  посмотрел  на них,
рассмеялся и сказал:
     -- Твои баобабы немного смахивают на кочаны капусты.
     -- Да?
     А ведь я так гордился своими баобабами!
     -- А ушки у твоей лисицы, как рожки. И малость длинноваты.
     Он снова рассмеялся.
     --  Ты  несправедлив, маленький  принц, -- сказал я. -- Я ведь не  умею
рисовать ничего, кроме боа-констрикторов снаружи и изнутри.
     -- Ничего страшного, -- заверил он меня. -- Дети понятливы.
     Я взял  карандаш  и  несколькими  штрихами  нарисовал  намордник. Потом
протянул рисунок маленькому принцу и  в этот миг  почувствовал, что сердце у
меня разрывается.
     -- Ты что-то задумал и утаиваешь это от меня, -- сказал я.
     Но маленький принц не ответил мне.
     -- Между прочим, -- молвил он,  --  завтра будет годовщина со дня моего
прибытия на Землю.
     Он помолчал и добавил:
     -- Я приземлился совсем близко отсюда.
     И залился румянцем.
     А  я опять бог весть, почему, почувствовал какую-то странную грусть. Но
все же догадался спросить:
     --  Стало быть,  неделю  назад, когда я  впервые  встретил  тебя, ты не
случайно брел там  совсем один, за  тысячу миль от мест, где живут люди?  Ты
возвращался к месту своего приземления?
     Маленький принц покраснел пуще прежнего.
     А я, немного поколебавшись, добавил:
     -- Может быть, все дело в этой годовщине?
     Маленький принц снова зарделся. Он никогда не отвечал  на мои  вопросы.
Но если человек краснеет, это означает "да", не правда ли?
     -- Мне немного не по себе, -- сказал я ему.
     Но он не стал меня слушать.
     -- Тебе надо браться за  дело. Ступай обратно к своей машине, а  я буду
ждать тебя здесь. Возвращайся завтра вечером...
     Но я не  успокоился. Я вспомнил лисицу. Если  даешь себя приручить, это
чревато опасностью. Вполне возможно, что придется и всплакнуть...


     Рядом с  колодцем  сохранились  развалины  старой  каменной  стены.  На
следующий вечер,  покончив  с  делом, я вернулся  туда и еще  издали  увидел
своего маленького принца, который сидел на этой стене и болтал ногами.
     И услышал, как он говорит:
     -- Значит, ты не помнишь. Это было не здесь, а чуть в стороне.
     Должно быть, ему кто-то отвечал, потому что маленький принц заявил:
     -- Да, да! День тот, но место -- другое.
     Я по-прежнему держал путь к стене и больше никого не видел и не слышал.
Тем не менее, маленький принц заговорил снова:
     -- Вот именно. Ты увидишь, где начинается цепочка моих следов на песке,
и спокойно дожидайся меня там. Я приду нынче вечером.
     До стены оставалось всего метров восемнадцать, но я  по-прежнему никого
не видел.
     После короткого молчания маленький принц опять подал голос:
     -- А у тебя сильный яд? Ты уверена, что я не буду долго мучиться?
     Я  стал  как вкопанный, и сердце  у меня защемило, хотя  я  по-прежнему
ничего не понимал.
     -- А теперь  исчезни, -- сказал  маленький принц.  --  Я хочу слезть со
стены.
     Тогда  я  посмотрел  на  подножие  стены и аж подпрыгнул. Передо  мной.
Задрав  голову,  лежала  желтая  змейка, способная лишить  человека жизни за
каких-нибудь тридцать секунд,  и  тянулась к маленькому принцу.  Нащупывая в
кармане  револьвер,  я отскочил  на шаг  назад,  но змейка  услышала  шум  и
опустилась на песок, будто  струйка  умирающего фонтана. С легким шуршанием,
похожим на скрежет металла, она неторопливо скрылась среди камней.
     Я  подбежал к стене и успел подхватить моего малыша на руки. Его личико
было белым как снег.
     -- Что это значит? -- сердито спросил я.  -- Зачем ты разговариваешь со
змеями?
     Я развязал золотистый шейный платок, который маленький принц никогда не
снимал.  Потом смочил виски малыша и дал  ему  напиться воды. Я не осмелился
докучать маленькому принцу расспросами. Он очень серьезно посмотрел на  меня
и  обвил мою  шею ручонками. Я  чувствовал, как трепещет его сердце -- будто
сердечко птицы, подстреленной из ружья...
     -- Я рад, что ты  обнаружил неполадку в моторе, -- сказал он. -- Теперь
ты сможешь вернуться домой...
     -- Как ты узнал?
     Я  как  раз  собирался  сообщить ему,  что  итог  моей  работы оказался
успешным и превзошел даже самые смелые ожидания.
     Он продолжал, не ответив на мой вопрос:
     -- Я сегодня тоже возвращаюсь домой...
     И с грустью добавил:
     -- Это гораздо дальше... И попасть туда много труднее...
     Я  понимал:  происходит нечто  необычное. Я обнимал  его, словно  малое
дитя, но все равно мне казалось, что он сломя голову  мчится к краю  бездны,
из которой я уже не смогу вызволить его...
     Взор маленького принца был сумрачен, мысли блуждали где-то далеко.
     -- У меня есть твоя овечка. И короб для овечки. И намордник...
     Он грустно улыбнулся.
     Я долго ждал. Он мало-помалу приходил в себя.
     -- Мой милый малыш, -- сказал я, -- тебе страшно...
     В этом не могло быть сомнений. Но маленький принц тихонько засмеялся.
     -- Нынче вечером будет еще страшнее...
     И вновь  я застыл,  пронзенный  леденящим чувством непоправимой беды. Я
знал, что мне будет невыносимо тяжело, я боялся подумать, что никогда больше
не услышу  его смех,  который  был для  меня  будто  чистый  ручеек  посреди
пустыни.
     -- Малыш, я снова хочу услышать твой смех, -- молвил я.
     Но маленький принц ответил:
     -- Нынче вечером будет ровно год. Моя звезда станет точь-в-точь над тем
местом, где я приземлился год назад...
     -- Малыш, -- взмолился я, -- скажи, что все это  -- лишь дурной  сон. И
змея, и звезда, и это место, над которым она станет...
     Но он не ответил мне. Он сказал:
     -- Самое главное -- то, что незримо...
     -- Да, я знаю...
     -- Это как  с водой.  Благодаря  блоку и веревке ты как  будто  дал мне
напиться музыки. Помнишь, какая она была хорошая?
     -- Да, я знаю...
     -- А по  ночам ты будешь смотреть на звезды. У меня на родине все такое
маленькое, что я даже не могу показать тебе, где  надо искать мою звезду. Но
это и к лучшему. Моя звезда станет для тебя одной  из  многих, и ты полюбишь
все звезды небесные и  будешь  смотреть  на них. И  все  они  станут  твоими
друзьями. А еще я хочу сделать тебе подарок...
     Он снова засмеялся.
     -- О, маленький принц! Милый маленький принц! Как я люблю этот смех!
     -- Он и есть мой подарок. Другого не жди. Это будет, как с водой...
     -- Что ты имеешь в виду?
     -- Звезды принадлежат всем  людям, -- ответил он. -- Но всяк смотрит на
них  по-своему. Страннику звезды  укажут путь. Для других они -- всего  лишь
крошечные огоньки  на  небе. Для третьих,  ученых,  звезды --  это  задачки,
которые  надобно решить. Для моего дельца звезды -- богатство. Но  для  всех
этих людей звезды безмолвны. И только у тебя одного будут звезды, каких ни у
кого нет...
     -- Что ты хочешь сказать?
     -- На одной  из  звезд буду жить я.  Там  будет  мой  смех. И, когда ты
посмотришь на ночное небо, тебе покажется, что смеются все звезды. У тебя, у
тебя одного будут звезды, которые умеют смеяться!
     И он засмеялся снова.
     -- А когда твоя  печаль развеется  (ведь время изгоняет все печали), ты
будешь радоваться тому, что знал меня.  Ты навсегда останешься мне другом. И
захочешь смеяться  вместе со мной.  И будешь иногда распахивать  окно, чтобы
предаться этому веселью... И  все твои  приятели изумятся, когда увидят, как
ты глядишь на ночное небо и смеешься! А ты  скажешь им: "Ну и что? По-моему,
звезды такие смешные!" И они подумают, что  ты  сошел  с ума. Вот какую злую
шутку сыграю я с тобой...
     И он засмеялся снова.
     -- Как будто вместо звезд я подарил тебе уйму маленьких  колокольчиков,
которые умеют смеяться...
     И он засмеялся снова. Но вдруг посерьезнел.
     -- Сегодня ночью... Знаешь, ты лучше не приходи.
     -- Я не оставлю тебя одного.
     -- У  меня  будет  такой  вид, словно мне больно.  Словно я умираю. Так
всегда бывает.  Не приходи, не  надо тебе этого видеть. Не  стоит ради этого
проделывать долгий путь...
     -- Я не оставлю тебя одного.
     Но он и впрямь был встревожен.
     -- Понимаешь, это еще из-за змеи. Нельзя,  чтобы она тебя ужалила. Змеи
-- злые существа. Она может ужалить тебя просто забавы ради.
     -- Я не оставлю тебя одного.
     Но тут его осенила какая-то мысль, и он повеселел.
     -- Правда, у них не хватает яда на второй укус.
     Тем вечером я не заметил, как он пустился в путь. Он ускользнул от меня
без единого звука. Когда  мне, наконец, удалось догнать его, маленький принц
шел твердым стремительным шагом.
     -- А, ты здесь... -- только и сказал он.
     И взял меня за руку. Но что-то по-прежнему тревожило его.
     -- Зря ты пришел. Тебе будет больно. Я покажусь тебе  мертвым, хотя это
и не так...
     Я не ответил.
     -- Понимаешь... это слишком далеко...  Я  не могу унести  с собой  свое
тело. Оно очень тяжелое.
     Я не ответил.
     -- Оно  сделается похожим  на  старую сброшенную  оболочку.  Сброшенные
оболочки не могут никого опечалить...
     Я не ответил.
     Маленький  принц немного стушевался. Но предпринял  еще одну попытку --
Знаешь, это  будет здорово! Я тоже стану смотреть на звезды. И все они будут
как колодцы с ржавыми блоками. И каждая поделится со мной водицей...
     Я не ответил.
     -- Вот потеха! У тебя будет пятьсот  миллионов маленьких колокольчиков,
а у меня -- пятьсот миллионов колодцев со свежей водой!
     И он тоже умолк, потому что заплакал.

     -- Ну, вот мы и пришли. Позволь мне пойти дальше одному...
     И он сел на песок, потому что ему было страшно. А потом сказал:
     --  Ты  знаешь... мой  цветок...  Ведь я  в ответе за него.  А он такой
слабенький! Такой  доверчивый!  У него четыре бесполезных  шипа, которыми он
надеется защититься от мира...
     Я тоже присел, потому что ноги больше не держали меня.
     -- Ну, вот и все...
     Он помедлил еще мгновение и встал. Сделал шаг. Я не мог шевельнуться.
     Сначала ничего не  происходило,  но  потом  у  его  щиколоток сверкнула
желтая вспышка.  Он  не вскрикнул.  Он  лишь  упал  -- медленно, как валится
подрубленное дерево. И безмолвно: ведь песок поглощает все звуки.


     И вот прошло уже шесть лет...  Я еще никому не рассказывал эту историю.
Когда  я вернулся, мои  товарищи были так рады видеть меня живым и здоровым,
что не пожелали ничего слушать. Мне было грустно, но я сказал им:
     -- Я устал...
     Теперь печаль моя немного развеялась.  Не совсем,  конечно. Но  я знал,
что маленький принц возвратился на свою планету: ведь на рассвете я не нашел
его тело. Да и не такое уж  оно  было тяжелое... А по  ночам я люблю слушать
звезды. Словно пятьсот миллионов маленьких колокольчиков...
     Но вот что удивительно: когда я рисовал намордник по просьбе маленького
принца, я забыл про кожаную лямку. И теперь он не сможет надеть намордник на
свою овечку. Вот я и  ломаю голову: что же творится на его планете? А  вдруг
овечка съела цветок?
     Иногда  я говорю себе:  "Конечно  же,  нет! Ведь маленький принц каждую
ночь   укрывает  цветок  стеклянным  колпаком  и   зорко   присматривает  за
овечкой..."
     И тогда я радуюсь. И звезды смеются так ласково...
     Но иногда я говорю  себе:  "Порой ведь  случается и зазеваться. Зевнешь
разок  --  и все! Может, как-нибудь вечером он забыл про стеклянный  колпак,
или овечка тихонько выбралась ночью из короба..."
     И тогда маленькие колокольчики начинают плакать...
     И в этом заключена великая тайна. И для вас, тоже полюбивших маленького
принца, и для меня весь мир уже не будет таким же, как прежде, если где-то в
неведомом  уголке  этого мира  овечка, которую мы  никогда  не  видели, быть
может, съест одну-единственную розу...
     Взгляните на небо и спросите себя: да или нет? Съела овечка розу или не
съела? И вы тотчас увидите, как изменится все вокруг...
     И ни одному взрослому не понять, что это -- вопрос огромной важности!

     По-моему, это  самое  красивое и самое  унылое место на  свете. Оно  же
изображено на странице  104. Но я нарисовал его  снова, чтобы  вы запомнили.
Именно здесь появился на Земле маленький принц, а потом исчез.
     Всмотритесь внимательнее, чтобы непременно  узнать это место,  коли вам
когда-нибудь  случится  путешествовать  по  африканской  пустыне. И если  вы
ненароком  окажетесь  здесь,  пожалуйста, не спешите продолжать  свой  путь.
Станьте точно под этой  звездой и подождите немного.  И если  вдруг появится
смеющийся малыш с золотыми кудряшками, который  не захочет  отвечать на ваши
вопросы,  вы  сразу поймете, кто он. Если  это случится, пожалуйста, утешьте
меня. Дайте мне знать, что он вернулся.

     Перевел А. Шаров (sharov@postman.ru)

Обращений с начала месяца: 307, Last-modified: Sat, 09 Mar 2002 21:05:06 GMT

Оцените этот текст: Прогноз